Он заглянул под стол и под узкую кушетку у окна: какие-то обломки. Как будто знакомые? Ренельд потянулся за ними, опёрся на пол коленом и друг ощутил, как его словно бы прострелило снизу до самой головы.
Глаза ослепила горячая вспышка. Тело стремительно начало терять устойчивость и твёрдость, будто расплавилось. Он вцепился в край кушетки, ещё не давая себе сползти на пол. Вся лаборатория начала сползать по диагонали куда-то вниз, как кусок старых обоев — со стены.
Но тут кто-то подпёр Ренельда сзади. Хваткая пасть вцепилась в рукав, рывками его потащило прочь из слабо светящегося круга неизвестной ловушки.
Стоило только разомкнуть соприкосновение с ней — и в воздухе запахло палёным деревом. Что-то щёлкнуло, зашипело — и невидимые крюки заклинания выскользнули из-под кожи.
“Рен! Что это было? — заволновался Лабьет. — Похоже на ловушку светлых аур, но...”
— Но она не для светлой ауры, а для тёмной, — Ренельд с трудом поднялся на ноги и сразу опёрся ладонью на липкий стол. — То же самое, только наоборот. Похоже, здесь ждали кого-то вроде меня.
“Собирателя? Или дружка с плохими намерениями?”
— Это могло быть одно и то же лицо.
— Что случилось, ваша светлость? — в кабинет заглянул Тибер.
Наверное, услышал грохот иди заметил суету шинакорна. Он провёл тыльной стороной ладони по чуть вспотевшему лбу, оставляя на нём серый развод.
— Так, небольшая неприятность, — отмахнулся Ренельд. — Ловушка для незваных гостей.
— Вы в порядке? — округлил глаза помощник.
— Вполне.
Хоть звон в голове ещё не прошёл.
Ренельд разжал ладонь, в которой ощутимо что-то кололось. Оказывается, он всё же успел схватить с пола осколок некоего артефакта или мудрёного сосуда. Повертел его перед глазами: так и есть. Эти составляющие он успел изучить достаточно, когда пытался разобраться с устройством накопителя аур. Похоже, это осталось от него.
“Точь-в-точь”, — согласился Лабьет, сунув нос в его ладонь.
— Что там? — поинтересовался Тибер, закончив наконец свои поиски. — Я ничего не нашёл. Только одежда кое-где. Пуговица вот… Пустая бутыль из-под вина. И старая газета “Жардин ле миди”.
— От какого числа?
Помощник встряхнул находку:
— От двадцать пятого мая.
— Значит, он и правда пропал уже больше месяца назад. Соседи не соврали. Возвращаемся. Придётся снова поднять его досье. И досье всех, чьи следы аур были в образце, что я тебе дал. Между ними должна быть ещё какая-то связь.
“А может, ко всему прочему Собиратель заделался кем-то вроде народного мстителя? — с бравым энтузиазмом предположил шинакорн. — Ну, убирал, скажем так, нехороших людей? Хотя нет, бред какой-то”.
— Вот и я думаю, что здесь что-то не то.
Пока Тибер копошился в гостиной, обыскивая ещё не исследованные углы, Ренельд осмотрел то место, где была ловушка. Кучу осколков вокруг дополнили обломки какого-то небольшого диска. Это не было похоже на ту ловушку, что настраивались на светлые ауры. От тех оставались лишь подпалины. Скорее это напоминало некий прототип — из которого через некоторое время, могло родиться именно то, что было нужно Собирателю.
Ренельд забрал и эти обломки тоже. Возможно, на них задержались какие-то отпечатки. Фиксирующая сфера ничего не обнаружила. Заряд спрятанного в артефакте заклятия, похоже, был невелик.
Скоро пришлось покинуть заброшенную квартиру. Больше ничего полезного в ней не нашлось. Всю дорогу назад, в Марбр, Ренельд размышлял над тем, что случилось. И над возможными связями всех, кто уже попался на его пути к Собирателю. Они не могут быть просто разрозненным набором случайных знакомств. Но, кажется, во всём этом блеснул хоть какой-то просвет.
Вернувшись, Ренельд принял ванну в своих покоях: странное липкое и тяготящее ощущение всё никак не оставляло тело. Голова соображала вяло. Но он всё же заставил себя заняться изучением досье Венсана Саумона. Однако внушительная стопка толстых папок с остальными делами не прибавляла ему радости.
“Рен! Да пойди отдохни ты уже! Пусть Тибер поищет связи. Ты, между прочим, обещал ужин мадам Конфетке! Не хочешь же ты её разочаровать?”
Нет, разочаровывать Мариэтту в очередной раз он точно не желал. Да и после такого странного дня провести с ней ужин — пожалуй, мало что могло быть более приятным. Потому Ренельд ещё недолго делал вид, что увлечён делом, потому как мысли все до одной уже метнулись к графине.
— Хорошо! — он наконец встал с места. — Останешься?
“Не буду лезть в ваши с Конфеткой дела. К тому же я страшно устал. И в носу до сих пор свербит от пыли. Я лучше полежу здесь. Подожду тебя… Не торопитесь”.
Лабьет нарочито внимательно уставился в окно. Ренельд не стал его уговаривать: возможно, так и правда будет лучше.
Он отправился в покои Мари, жалея, что не догадался хотя бы цветов ей купить. Банальность, конечно — но сейчас собственная недогадливость до столь простейшего знака внимания у него самого вызывала жгучую досаду.
К тому же при каждом шаге что-то словно колыхалось внутри. Будто силы никак не могли восстановить необходимый баланс. А Мари может расшатать его ещё больше. В этом она мастерица! Но это и волнует в ней едва ли не больше остального!
— А мадам д’Амран не одна, — слегка смущённо сообщила служанка, что встретила Ренельда в гостиной части покоев графини.
Тот, увлечённый собственным предвкушением встречи, даже не сразу понял, о чём девица говорит.
Та, встретив его вопросительный взгляд, взмахом руки указала на боковую дверь.
— Пришёл месье Балленас. Я доложу…
— Не нужно.
Ренельд, не мешкая, прошёл в комнатку, которая оказалась небольшой библиотекой, отделанной красноватого оттенка деревом и резьбой. Окна были занавешены бархатным портьерами, среди стеллажей клубилась темнота, и только за ними по стенам и потолку покачивалось пятно света.
До слуха сразу донеслись голоса: мужской и женский. Сначала неразборчиво. А затем Мариэтта тихо рассмеялась на какие-то слова посла, произнесённые, надо сказать, довольно вкрадчивым тоном.
Проклятье, да он мурлычет, словно кот! Ренельд невольно прибавил шаг, стараясь, однако, ступать как можно тише.
Да, он понимал, что Эктор Балленас — мужчина много старше графини. Но при этом он не был слепым и прекрасно знал, что тот до сих пор нравится женщинам. А уж после смерти жены во многочисленных любовных связях посол вообще никогда себе не отказывал. Поговаривали, у него фавориток при дворе было ничуть не меньше, чем у короля.
