— А что, если обе женщины получили эти шарфики попочте? — вслух подумал он. — А преступник познакомился с жертвамичерез Интернет?
— Исключено, — отрезала Лайма. — У Сони небыло компьютера. Она вообще не умела им пользоваться.
— Не может быть, — пробормотал потрясенныйКорнеев. — Бедная женщина…
Из цеха тем временем донеслось до них женское улюлюканье,сменившееся бурными, даже можно сказать, яростными аплодисментами. Потом сновавсе стихло — вероятно, Бондопаддхай продолжал показывать класс.
— Давай сосредоточимся на твоей подруге, —предложил Медведь. — Допустим, она действительно встречалась с этим, какего? С Возницыным. Ему не хотелось брать на себя заботы о ребенке, и он ееубил.
— Мог бы просто послать подальше, — высказалсяКорнеев. — Делов-то.
— Но он же маньяк, — напомнил Медведь. — Унего крыша с креном. Решил, что убьет — и точка. Задушит шарфиком.
— Ну? — Корнеев лениво тыкал пальцами в клавишикомпьютера.
— Что — ну? Назначил встречу, накинул на шею шарфик иубил. Тело закопал в лесу.
— А при чем тогда тут Ника Елецкова? — робкоспросила Лайма.
— Попалась под горячую руку, — не растерялсяМедведь. — После того, как ты встретилась с Возницыным и он сообразил, чтоты знаешь о том, что ребенок его, он решил убить и тебя тоже. Стал за тобойследить.
— Господи, спаси и помилуй!
— Сел тебе на хвост и доехал до аэропорта. А там понял,что тебя не достать, ты все время с нами. И уедешь наверняка не одна. Но он ужезавелся! И тут ему под руку попадается Ника Елецкова. Он с ней случайнознакомится. И понимает, что она очень похожа на Соню. Маленький ребенок, то-се.Говорит — давайте встретимся завтра. Где я вас найду? В условленный часподъезжает к гостинице, надевает Нике на шею шарфик и везет в лес.
— Ловко, — признал Корнеев. — И глупо. Похожена детскую страшилку.
— Кроме того, у Возницына нет белого автомобиля стонированными стеклами, — подхватила Лайма.
— Откуда ты знаешь? Может, вторая машина у него вгараже спрятана?
Лайма и в самом деле не знала, но решила, что милицияобязательно должна была проверить гаражи всех Сониных знакомых.
— Минутку, может быть, это глупо, — сказалаона. — Но вот что я вдруг вспомнила… Соня, когда мы встречались с ней впятницу, была очень сильно надушена. Запах был убийственный, я чуть незадохнулась. Но ей очень нравилось. И Ника Елецкова тоже душилась чрезмерно. Ваэропорту я это сразу почувствовала.
— Отсюда вывод, — сказал Корнеев. — Маньякуне нравится, когда матери-одиночки сильно душатся. И он истребляет их почемзря.
— Погодите-погодите, — остановил ихМедведь. — А мы ведь кое о ком забыли.
— О ком? — хором спросили Корнеев с Лаймой.
— Ну как же? А тип с коробкой в огнедышащих кроссовках?Чертов поклонник. Который выследил Лайму и приперся в аэропорт?
Корнеев немедленно хлопнул себя ладонью по лбу:
— Я же думал про него? А потом снова выпустил из виду.
— Агашкин? Роберт? — подскочила Лайма. — Ноэто просто смешно! Да он же безвреден, как маленький жучок!
— В нем килограммов восемьдесят, — не согласилсяКорнеев. — С таким жучком не так-то просто сладить. Может, он не жучок, ажук? Ты хорошо его знаешь?
— Да я… — задохнулась Лайма. — Да он… Да мы вместев казаков-разбойников играли! С уроков сбегали! Да вы что? Агашкин — маньяк!Нет, он, конечно, со странностями, но…
— Мы не можем его игнорировать, — перебил ееМедведь. — И вот что я предлагаю. Жека поедет вместе с Бондопаддхаем иРоманом на следующее выступление, а мы с тобой отправимся к Агашкину и вывернемего наизнанку. Все согласны?
— Я согласен, — кивнул Корнеев. — Только содной оговоркой. Это ты поедешь с Бондопаддхаем, а я отправлюсь о Лаймой ивсех, кого следует, выверну наизнанку.
— Почему это? — тупо спросил Медведь.
Корнеев бросил на него суровый, очень мужской взгляд иответил:
— Ты знаешь, почему.
Лайма, витавшая в облаках, положила закрашенный под «желтыйшарф» листочек в свою записную книжку и спросила:
— Ну так что? Звонить Агашкину?
— Зачем ему звонить? — сквозь зубы спросилМедведь.
Он капитулировал сразу, и Корнеев по этому поводуукоризненно сложил руки на груди, как строгий отец, поймавший отпрыска налестнице с сигаретой.
— А как же иначе мы узнаем, где он сейчаснаходится? — удивилась Лайма. — Агашкин такой моторный, дома редкосидит.
Однако, вопреки ее словам, объект как раз был дома. УслышавЛайму, он так разволновался, что ей даже пришлось отставить телефон подальше отуха, чтобы он не прокричал ей голову насквозь.
— Лаймочка! Я счастлив, просто счастлив! Я тебепонадобился? Понадобился!
— Роберт, мне нужна техническая консультация. Вернее,моему знакомому. По работе. Что, если мы с ним подъедем к тебе на чашечку чая?спросила Лайма.
Тон у нее был уверенный. Она ни секунды не сомневалась, чтоРоберт примет ее с распростертыми объятиями. В конце концов, где-то в недрахего холостяцкой берлоги лежит кольцо с бриллиантом, которое он возжаждал надетьна ее безымянный палец.
— Он согласен, — объявила Лайма, закончивразговор. — Можно ехать. Только… — Она внезапно вспомнила про своеобещание среди дня встретиться с Болотовым. — По дороге мне нужнопересечься с одним человеком… На полчаса! — умоляюще добавила она. —Всего чашечка кофе.
Корнеев пожал плечами:
— Ты командир. Раз надо — значит, выпьешь.
Лайма встала и отошла к окну, подсознательно ища уединения.
— Алексей, это я! — придав своему голосулегкомысленный оттенок, пропела она. — Как ты, милый?
Медведь и Корнеев молча переглянулись. Корнеев задрал брови,а Медведь поспешно опустил глаза. Лайма их не видела. Взгляд ее был устремлен вголубое небо, заляпанное облаками, словно клочьями пены, вылетевшими из таза сбельем.
— Хорошо. Да, через час. Отлично. «Леонсия»? Знаю этокафе. Правда, у меня совсем немного времени… Ты тоже занят? Ну, до встречи!Целую.
Не успела она отключиться, как телефон зазвонил прямо у неев руке.
— Это Шаталов, — услышала она недовольныйголос. — Ольга, вы меня слышите?
— Слышу, — ответила она и медленно опустилась настул. — Что вы хотите мне сказать?
— Кое-что хочу, но при личной встрече.
— Но… Видите ли…
Она решила, что встречаться с ним не стоит. Вообще никогда.Она станет вешаться ему на шею и вообще может выкинуть любой фортель. В егоприсутствии она себя не контролирует. Почувствовав это, он сразу же начнет еюкомандовать. Он уже командует.