Помнила, конечно же. Обергруппенфюрер Кальтенбруннер должен был подписать и отослать этот приказ коменданту Аушвица, как только тот «расчистит для них место,» что означало, что три сотни нынешних обитателей лагеря, признанных негодными к работе, будут отправлены в газовую камеру, чтобы заменить их свежей рабочей силой.
— Да, помню.
— Ну так я сказал ему, а почему бы нам не сыграть на людей? Если я проиграю, то я заплачу вам наличными, а если я выиграю — вы отправите этих людей на рабочие фабрики в Германию вместо Аушвица.
— И что он сказал?
— А вот это как раз и самое интересное. — Генрих откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. — Он рассмеялся и сказал, что это было слишком просто. Он сказал, что я рискую несколькими купюрами, а он рискует потерять рабочую силу, да ещё и навлечь гнев начальства. А затем он сказал ещё более интересную вещь: «Играть так играть, оберфюрер. Если я проиграю, то пошлю ваших евреев, куда вам заблагорассудится, хоть в Палестину. Но если я выиграю, то вы мне отдаёте свою жену. Не пугайтесь так, всего на ночь».
— Что?
— Ты всё ещё утверждаешь, что я всё придумываю, и у него нет никакого скрытого мотива?
Я поверить не могла, что обергруппенфюрер Кальтенбруннер предложил моему мужу что-то подобное. Он никогда не скрывал, что хотел заполучить меня в любовницы, но в карты на меня играть? Это уже ни в какие рамки не лезло.
— И что ты ему сказал?
— Что ты думаешь, я ему сказал? Я отказался, конечно же. Сказал, что мне никогда бы и в голову не пришло играть на свою жену. Он рассмеялся и сказал, что это была просто шутка. Но я-то знаю, что он вовсе не шутил.
Я покачала головой и помогла Генриху снять рубашку. А затем невольно призадумалась.
— А знаешь, что? Я, безусловно, понимаю, насколько это всё гадко, но ты подумай: ты же лучше всех в карты играешь во всём СД. Он почти всегда тебе проигрывает. А тут речь идёт о трёх сотнях человек. Трёх сотнях!
Он нахмурился.
— Мне не нравится, куда ты ведёшь.
— Да просто подумай, Генрих. Три сотни человек, за одну игру! Напои его как следует, и они наши! Мы можем спасти триста человек.
Он качал головой, сдвинув брови ещё сильнее.
— Нет. Ты с ума сошла. Я не собираюсь на подобное соглашаться. А что, если он выиграет?
— Но он почти никогда не выигрывает! — Я уселась на колени перед мужем и взяла его руки в свои. — Генрих, это же такая возможность! Да нам в жизни подобного шанса не представлялось! Иди, скажи ему, что ты согласен.
— И думать забудь!
— Генрих, прошу тебя! Подумай об этих людях!
— Этих людей я не знаю, а вот тебя — да. Ты моя жена, и я люблю тебя.
— Но они-то тоже чьи-то жёны, Генрих! Чьи-то матери, сёстры и дочери. И кто-то тоже очень сильно их любит. Но теперь они все погибнут просто потому, что ты не хотел рисковать.
Он упорно смотрел в пол и молчал. Я выпустила его руки и поднялась с колен.
— Я иду спать. Доброй ночи.
Он ничего не ответил. Десять минут спустя он осторожно забрался под одеяло, пока я лежала, отвернувшись к стене, но так и не решился до меня дотронуться.
* * *
Я перевернула очередную страницу книги, которой пыталась занять себя в ожидании Генриха. Ещё одна поздняя ночь для моего мужа, проведённая в обществе моего шефа. Мне уже не терпелось покинуть эту богом проклятую страну. Я погасила весь свет, оставив только ночник для чтения, но сон по-прежнему не приходил. Наконец я услышала шаги за дверью и отложила книгу, надеясь, что хоть на этот раз Генрих не напился. Но дверь открыл вовсе не мой муж, а обергруппенфюрер Кальтенбруннер. Он был заметно пьян.
— Что вы здесь делаете? — Я на опыте знала, что в таком состоянии от доктора Кальтенбруннера ничего хорошего ждать не стоило, и что хуже всего, действия его становились совершенно непредсказуемыми. Под его пристальным взглядом я быстро стянула халат со спинки кровати и набросила его поверх ночной сорочки.
— Я пришёл сообщить вам, что ваш муж — ужасный человек.
— Правда? И почему же?
Я откинула одеяло и встала с постели, завязывая пояс халата; я предпочитала быть на ногах на случай, если ему взбредёт что-нибудь в голову. Будто прочитав мои мысли, обергруппенфюрер ухмыльнулся и закрыл за собой дверь. Я занервничала.
— Я вам всё объясню через минуту. — Он прошёл к серванту, где наш хозяин хранил сервиз и алкоголь, достал оттуда бутылку бренди и налил себе приличную порцию. — Хотите?
— Нет, благодарю вас, герр обергруппенфюрер. Я не пью бренди. И, учитывая ваше состояние, вам бы тоже не стоило.
Он расхохотался и опрокинул половину бокала почти в один глоток.
— Где мой муж?
— Пошёл прогуляться.
Доктор Кальтенбруннер прислонился к серванту и наблюдал за мной с каким-то охотничьим интересом, тем тёмным, немигающим взглядом, каким волк следит за оленем. Мне этот его взгляд совсем не понравился.
— Прогуляться? Не слишком ли поздно для прогулок?
— Он сказал, что хочет проехаться за городом. Думаю, он расстроился.
— Да? И что же его так расстроило?
Он снова ухмыльнулся, не сводя с меня глаз.
— Он проиграл мне в карты. Может, всего в десятый раз в жизни. Но на этот раз он проиграл по-крупному.
У меня вдруг кровь отлила из всех конечностей и сосредоточилась во всё быстрее бьющемся сердце.
— И что, много он вам проиграл?
Обергруппенфюрер неспешно допил янтарный ликёр и опустил пустой бокал на стол, ударив стеклом по дереву так сильно, что я невольно вздрогнула.
— Вас. Он проиграл вас.
Я судорожно начала обдумывать выход из крайне нехорошей ситуации. В прошлый раз, когда он поймал меня в своей ванной комнате в РСХА, я привела его в чувство увесистой пощёчиной и смогла таким образом сбежать. Только вот в этот раз, я была больше чем уверена, он был готов к чему-то подобному. Он не смотрел бы на меня так, если бы не был.
— Я прошу прощения, герр обергруппенфюрер?
Я решила обратиться к стратегии ледяного тона, и сдвинула брови и скрестила руки на груди, подчёркивая своё пока молчаливое возмущение.
— Видите ли, как я вам уже сказал, ваш муж — ужасный человек. И ещё более ужасный муж. Он был так одержим этими своими жалкими евреями, что согласился поставить их против вас в карточной игре. Евреев! Против вас! Я же совершенно не всерьёз это ему предложил! Но, хотя, признаюсь, теперь я очень рад, что он согласился. — Закончил он с хищной улыбкой.
— Как это очаровательно с вашей стороны, играть на меня в карты. Что, все высокопоставленные офицеры рейха себя теперь подобным развлекают? Играют в карты на людей?
