– Ну… что процесс будет остановлен, – вмешался мужчина помоложе.
Высокий же так и сидел со скрещенными на груди руками.
– Послушайте. – Я сделал несколько шагов и, взяв одно из кресел за спинку, подвинул его и сел посреди комнаты. – Я не знаю, кто вы и зачем вы тут. Я хочу знать только одно: можете вы помочь моей… жене или не можете! Если можете, помогите! Я для вас тогда сделаю все, что могу! Если не можете – тогда пошли вы к черту! Мне неинтересно, как вы тут живете и почему прячетесь в подземелье! Я глава общины, мы пытаемся заново создать цивилизацию, и эта девушка мне очень дорога! Я ее люблю! Понимаете? Вы меня понимаете?
Снова молчание, потом высокий со скрещенными руками встает, подходит ко мне и садится напротив. И тогда я вижу за стеклом седую бороду, серые глаза и лохматую шевелюру над морщинистым лбом. Глаза смотрят совсем не зло, даже участливо. И голос немного изменился, стал вроде как добрее.
– Андрей, да? Ага… послушай теперь меня. Значит, вот такое дело… мы тут оказались случайно, работали, когда все случилось. Как ты видишь, доступ к нашей лаборатории закрыт, и, пока мы не позволим войти, никто не войдет. Мы тут были не одни, но… наша группа занималась исследованием вируса… впрочем, тебе это ни к чему. В общем, мы тут засели на неделю, благо никто нас дома не ждал. Все трое одиночки. Ну… почти одиночки. Это мои помощники, я научный руководитель и заведующий лабораторией. Когда по миру пошла эпидемия, я пытался остановить моих коллег, чтобы не уходили, говорил, чем это все закончится, но… успеха не имел. Возможно, моя вина, я не был убедителен. Но факт есть факт – все, кроме нас, умерли. И эти… бунтовщики, Маша и Коля, умерли бы, но я заблокировал двери и никуда их не выпустил. А потом, когда все стало ясно, чем закончится, – они и сами никуда не пошли. Теперь мы живем здесь. Живем все то время, пока мир приходил в негодность. Полной картины происшедшего у нас нет, потому что отойти далеко мы боимся – слишком многое поставлено на карту. Да, я иногда выхожу в магазин… – мужчина запнулся, затем продолжил: – Виноват, нервы ни к черту, надо слегка себя заправить. Но в пределах! – Девушка фыркнула. – Все это время мы работали, пытались сделать вакцину, пытались сделать лекарство, которое позволит нам выжить и позволит не допустить превращения в обезьян-мутантов. Да, да – мы все знаем. И работали с лабораторными животными – благо у нас их тут было вполне достаточно.
– Почему «было»? – вмешался Митька. – Вы их съели? Чем вы тут питались? И откуда электричество? Его же отключили?
– Нет, мы животных не ели, – усмехнулся мужчина, – мы их заражали. Смотрели, как они умирают, исследовали тела. Смотрели, как возникают мутанты. Вы же знаете, что и у животных происходит мутация – не такая регрессивная, как у человека, но происходит. Животные становятся более быстрыми, более сильными и… кровожадными. Почему, откуда у мутантов такая тяга убивать – я не знаю. Так действует вирус, изменяя мозг своего носителя. Мутанты становятся машинами уничтожения. У меня есть одна теория, но она настолько безумна, что мне ее не хочется даже озвучивать…
– Михаил Михайлович считает, что дождь из зараженных метеоритов – не что иное, как вторжение агрессивных инопланетян, – спокойно пояснила женщина. – Вирус убивает разумных существ или преобразует их в смертоносные машины, которые подчищают мир, освобождая от ненужных живых существ. Так сказать, прореживая этот мир. А в конце концов вымирают, не оставляя потомства. И мир чист!
– Мы видели, как они занимались сексом, – вяло бросил я. – Потому не думаю, чтобы они так просто вымерли.
– Сексом? – Мужчина даже привстал с места. – Вот как! Но это ничего не значит… совсем ничего! Вы… хм… пробовали заниматься сексом, ведь так? Были случаи беременности?
– Не было, – кивнул я. – И что это значит?
– Это значит, что вирус блокирует способность размножаться. Зато дает такую потрясающую регенерацию, что просто диву даешься! Вплоть до того, что зараженное существо может отрастить новые органы и конечности! Единственное, что его убивает, – разрушение мозга!
– Не вяжется, – помотал я головой. – Зачем инопланетянам нас вычищать и при этом давать нам такую регенерацию? Совсем не вяжется. Но речь не о том. Вы нашли вакцину? Вы можете вылечить мою жену?
– Я к этому и подхожу. Итак, мы проводили исследования и пытались создать вакцину. Во время исследований выяснили, что вирус, попав в организм живого существа, преобразуется в совсем другой штамм. И тогда это существо становится смертельно опасным. Его укус, его кровь, кусочки плоти – все смертельно опасно и невероятно заразно. Тот, кто подвергнется нападению, сам станет таким мутантом.
– А почему мы не стали? – не выдержал Митька. – Не вяжется! Мы-то ни на кого не нападаем! И если бы наша кровь и всякое такое, – он слегка запнулся, – были заразны, мы бы давно стали мутантами!
– А вы тоже мутанты. Только другие! Регенерация у вас повышенная, так ведь? Я не проводил опытов с такими, как вы, но уверен – повышенная. А вот агрессии, как у тех мутантов, у вас нет. И вы не регрессируете, превращаясь в кроманьонцев. Не обрастаете шерстью. В вас другой штамм вируса. Хотя по большому счету вирус – тот же. Вы вообще понимаете, что такое штамм? На всякий случай поясню – это как человечество, оно вроде бы едино. Все люди могут между собой скрещиваться, но… есть чернокожие, есть пигмеи, есть великаны. Но все это – человек. Просто попавший в другие условия жизни и потому изменившийся. Примерно так же и вирус. Может, это слишком популистское, грубое сравнение, но я хотел, чтобы вам было понятно.
Мужчина помолчал, видимо, собираясь с мыслями, затем продолжил:
– Итак, вирус. Мы можем его уничтожить в организме носителя. Но в этом случае носитель полностью теряет способность к сумасшедше быстрой регенерации. Более того, у меня есть подозрение, что вы, молодые люди, с помощью вируса можете жить практически вечно. Размножаться – не можете, но можете быть вечно молодыми и здоровыми. Понимаете? Вам всегда будет пятнадцать лет! Стоит это того, чтобы не трогать сидящий в вас вирус? Стоит это отказа от деторождения?
– Не совсем так, Михаил Михайлович! – вмешалась женщина. – Вирус подавляет способность к деторождению только у женщин! Самцы… то есть мужчины, вполне нормальны, и, если бы женщины могли рожать, дети могли быть. Все дело в женщинах.
– Стоп! – не выдержал я. – Все это очень интересно, но у меня на руках покусанная девушка, которой нужна помощь! Вы можете ее вылечить? Сделать так, чтобы она жила?
– А вот и не знаю! – ворчливо ответил Михаил Михайлович, видимо, обидевшись, что я его перебил, не дал прочитать лекцию максимально подробно. – На людях мы вакцину не испытывали! Как подействует вакцина на человека, я не знаю. Кстати, а почему не спросите: как так случилось, что мы не испытывали ее на себе?
– Как так случилось? – терпеливо спросил я, хотя мне больше всего хотелось пнуть этого профессора прямо в пах. Он сидит, важно рассуждает. А у меня там Лена уже, может, шерстью обрастает! А ему, видишь ли, лекции научные надо читать!
