— Говорить можно что угодно, и грозит не первый день. Тот, кто много говорит, ничего не сделает. Страшен молчаливый, а Олег что сделает? Мы оба следователи. Не можем и не имеем права вредить друг другу в работе. Так что мне опасаться нечего.
— Ну, жизнь держится не только на службе.
— А в ином тем более он не опасен.
— Смотри, Михаил, Олег — человек злопамятный.
Смирнов вскоре забыл о предупреждении водителя, лишь
иногда ловил на себе колючие, злые взгляды Олега и ждал, когда время излечит душу человека.
Михаил, а такое было с каждым следователем, вел сразу несколько дел. Именно потому в его кабинете никогда не было пусто. Вот и в этот раз мало того, что в кабинете не протолкнуться, в коридоре все стулья заняты. Все по разным делам. Свидетели, потерпевшие, очевидцы. Всем нужно уделить внимание. Он работал, не глядя на часы. И вдруг услышал:
— Смирнов, зайдите ко мне!
— Что случилось? — спросил у Олега от порога.
— Тебе жена дозвониться не может.
— Тьфу, черт! Я думал, что серьезное, а ты…
— Вот как? Да ты и дома — сволочь! — услышал вдогонку.
Он позвонил домой, но никто не поднял трубку. На работе Ольги тоже не было. Не появлялась она и у родителей.
«Значит, у подруг застряла. Хотела предупредить, что придет поздно. Ну и я не скоро вырвусь отсюда», — подумал Михаил. Домой пришел к полуночи, Ольги не было.
А через десяток минут позвонил Олег:
— Спишь? Так вот, твоя жена в больнице. Ее на «скорой помощи» привезли.
— Что с ней?
— Меньше надо по телефону болтать. Тебе врачи звонили и не смогли пробиться.
— Что с Ольгой?
— Упала, на гололеде поскользнулась. Сотрясение мозга и перелом ноги. В травматологии теперь лежит в гипсе.
— Как же добраться туда теперь? — глянул на время.
— Сегодня уже не надо. Я съездил, пока ты там всех допрашивал. Отвез, что нужно в этих случаях, сказал, что это от тебя, а ты на происшествии. Она поверила.
— Спасибо, Олег.
— Добром — за доброе, но не только это между нами. Ту пропасть никому из нас не перескочить и… не подать руки…
Ольга долго лежала в больнице. Михаил бывал у нее далеко не каждый день. Он почти каждый день виделся с Дамиром.
Стукач охотно рассказывал Смирнову обо всем, что видел в соседском доме и возле него.
— Я себе для этого дела подзорную трубу завел и всякий день в нее смотрю за соседом. В ней, в той трубе, он весь как на ладони. Даже в сортире от меня не спрячется. Вижу все, что он ест и пьет, с кем говорит. А вот о чем, этого не знаю. Всем хороша труба, но вот жаль, что уши ей не приделали. Глухая! Если б слышала, цены б не было той штуковине.
— Он один теперь живет? Не появлялся у него рыжий здоровый детина?
— Такого нету. Раньше был.
— Когда раньше? Неделю назад?
— Да нет! Давно.
— Кто с ним живет теперь?
— Охрана ихняя. Мужики. Плюгавые, оборванные, грязные, как бродяги.
— Сколько их?
— Трое! Один завсегда в доме прибирается, жратву готовит, постирушки делает, по магазинам бегает, а двое других сторожат попеременку: сначала — один, другой в то время спит, и наоборот.
— Из дома Шкворень часто уходит?
— Когда как. Вчера до ночи мотался где-то, воротился поздно. Сразу свет включил. Впереди себя бабу пропустил. Вместе они приехали. Она «косая» была, шаталась. Он ее приобнявши вел. На крыльце чуть не грохнулась. Удержал ее козел и в дом увел.
— А женщина ли это была?
— Ну как же так? Что ж я бабу от мужика не отличу? Все женское при ней. Ее и без подзорной трубы видно.
— Когда она ушла от него?
— Еще с ним. Не покинула. Знать, понравился.
— Скажи, а ночью к нему не приходят?
— Нет! Я ж глаз с него не спускаю. Не то что человек, муха неприметно не пролетит, — уверял Дамир Смирнова.
На следующий день Дамир рассказывал следователю о новой бабенке Шкворня. Эту он тоже привез на такси и снова пьяную.
— Интересно, почему только пьяных возит?
— А какая трезвая с ним согласится? Вы ж знаете его: рожа бандитская, сам корявый. И тоже киряет. Мне кажется, он и на тот свет уйдет бухим. Я его трезвым и не видел. Все нормальные бабы замужем, а эти, шалавы, кому еще нужны?
— Хоть одну в лицо запомнил?
— Они все на одну рожу! Все крашеные! Да и падают. Пока от калитки к крыльцу доползут, иная, да что там, по три раза дорожку носом вспашет…
Лишь потом узнал Смирнов от Ванюшки, что все эти бабы были бандершами, барухами, привозили Шкворню его долю от шпановских «малин» с краденого барахла. Ни одна не была в постели с паханом. И не пили. Пьяными прикидывались по велению Шкворня. Тот вмиг приметил подзорную трубу в руках Дамира и понял, для чего она ему нужна.
Шкворень знал: пока стукач следит за ним, милиция не нагрянет. Если Дамир не торчит в окне, надо уходить. Сосед пошел закладывать его лягавым.
Дамир ничего не знал о Ванюшке и считал, что только на него опирается в этом деле милиция. Михаил всегда внимательно выслушивал стукача. Его сведения всегда вознаграждались. Ведь за кучей болтовни он обязательно сообщал что-то важное, сам того не зная.
— А у бандюги сторожа поменялись. Сразу оба. Те, что вместо псов на дворе болтались. Других он взял. Они помоложе и покрепче прежних, но меж собой грызутся. Чего-то никак не поделят.
— Ты их раньше у него видел?
— Нет. Совсем новые. Я их в городе не встречал. Наверное, Из зоны недавно. Злые, лаются меж собой гадко.
Смирнов вскоре выяснил, что двое стремачей, появившихся у Шкворня, — освободившиеся из зоны воры. Отсидев по семь лет в Сибири, вновь вернулись в город. Их прямо на вокзале сфаловали к пахану. Недавние зэки решили перевести дух после тюряги, откормиться и оглядеться, присмотреть себе удачливую дерзкую «малину» и втереться в нее вместе с потрохами.
Сколько б они проканали у Шкворня, сами не знали, но в это время вернулся из ходки Влас. Узнав о нем от Дамира, Смирнов не стал медлить и решил взять Меченого в тот же день. Ведь осужден был Влас на семь лет, а прошло всего два года. Михаил был уверен, что тот ушел в бега из зоны и теперь скрывается в городе.
Оперативная группа, как всегда, нагрянула ночью. Влас вместе с паханом, никого не ожидая, выпивали на кухне. Когда милиция вошла в дом, ни Шкворень, ни Меченый даже не попытались убежать. И на требование оперов пройти в машину, Влас спросил:
— А на кой предмет? За что?
