– Верни деньги, – велел он брату. – А ты немедленно слезай.
В ответ все трое состроили ему рожи, Фабрицио насупился и толкнул Джанни, который растянулся на траве. Но тут же вскочил и, в свою очередь, ткнул брата кулаком в живот.
Яростно сцепившись, они тузили друг друга, а их костюмы, специально сшитые для праздника бракосочетания, были окончательно испорчены в этой ожесточенной схватке, где, как часто бывает в войнах, обе стороны одинаково терпели урон.
Вдруг чья-то крепкая рука разняла их, и спокойный голос произнес:
– Вы будете разбираться с мамой.
Оба противника, хоть и разделенные, еще пытались тузить кулаками друг друга, но вскоре успокоились и присмирели перед лицом старшего брата, разнявшего их.
– Это он начал, – показал Джанни на Фабрицио.
– Почему? – спросил Эмилиано, отмечая плачевное состояние их новых костюмов.
Фабрицио ничего не ответил.
– Потому что он ублюдок! – злобно выкрикнул Джанни.
– Не смей говорить подобное, – строго укорил его старший брат. – А теперь идите и попробуйте привести себя в порядок, чтобы мама не застала вас в таком виде!
У Фабрицио был разбит нос, у Джанни проступал синяк под глазом, но оба вздохнули с облегчением. Если бы их здесь застал Эдисон, они бы не отделались так легко. Эмилиано, на их счастье, не стал вдаваться в причины конфликта, предполагая обычную мальчишечью ссору. Но если бы их застал отец, то было бы разбирательство по всем правилам и с последствиями, о которых лучше не думать.
Неудавшаяся коммерция Джанни так и осталась тайной мальчишек. Каждый из них, будучи лично замешан в ней, не был заинтересован в том, чтобы дело раскрылось.
Эмилиано вернулся обратно, предоставив братьев их незавидной судьбе: ожидавшему их серьезному выговору и справедливому наказанию за драку.
Он поискал Ипполиту в саду, где незадолго перед тем оставил ее, но девушки там не было. Его охватила глухая досада на этих мальчишек, из-за которых провалилась его попытка уединиться здесь с Ипполитой. Очень трудно было изолировать ее от многочисленных обожателей, которые повсюду следовали за ней. Капризная и надменная со всеми юнцами, которые своими неуклюжими и докучными ухаживаниями постоянно надоедали ей, с ним она была весьма снисходительна, ясно давая понять, что выделяет его из толпы поклонников.
В тех случаях, когда они оставались одни, она выкапывала особый интерес к Эмилиано и его семье. Об Эстер она отзывалась так: «Женщина очень красивая и высокого класса», а про Эдисона говорила, что «у него на лбу стигматы власти и успеха».
Эмилиано невольно улыбнулся этому преувеличению, этому чрезмерному вниманию к наследственному знаку Монтальдо на лбу, в конечном счете, простой и не очень заметной вмятинке, которую имел и он сам. Только у маленькой Лолы не было этого недостатка, который, скорее всего, проявится с годами и у нее.
Он охотно беседовал с Ипполитой, потому что, в отличие от других девушек, которые говорили только о нарядах и женихах, она интересовалась книгами и их авторами, фильмами и режиссерами, любила джаз и классическую музыку, с ума сходила по Гершвину и обожала «Звездную пыль».
Но самое главное, его привлекала рано расцветшая, очень женственная красота этой девушки, от которой он буквально терял голову. Эмилиано чувствовал, что его отчаянно влечет к ее нежному волнующему телу. Со свойственной ему книжностью восприятия мира он был совершенно убежден, что Ипполита скрывает в себе чувственность Эммы Бовари, Анны Карениной и леди Чаттерлей.
Решив во что бы то ни стало найти ее, Эмилиано смешался с толпой гостей, занятых светской болтовней во внутреннем дворике клуба, но скоро понял, что ее здесь нет. Он вошел во внутренние залы и, наконец, увидел ее. Ипполита стояла в группе девушек, где были также невеста и его сестра Валли. Они разговаривали вполголоса и смеялись, как заговорщики.
– Ну же, Мари Клер, расскажи, чем ты будешь заниматься ночью с Августом, – дразнила ее одна подруга.
– Я оскорбила бы твои невинные уши, если бы сказала тебе это, – возразила невеста насмешливым тоном.
– То, что она будет делать сегодня ночью, ничем не отличается от того, чем она занимается уже давно, – со скучающим видом прервала Ипполита.
– А чем ты занимаешься уже давно? – спросила Валли, глаза которой загорелись от любопытства.
– Скачет на своем жеребце, – сказала другая подруга, и все засмеялись.
– Это хотела бы делать любая из вас, если бы имела возможность, – не осталась в долгу Мари Клер.
Ипполита посмотрела на них с состраданием.
– Я нахожу эти разговоры глупыми и инфантильными. У вас безумное желание заниматься любовью, и в то же самое время вы этого страшно боитесь, – сказала она, поворачиваясь, чтобы отойти от них.
Эмилиано преградил ей путь на пороге, когда она собиралась подняться на второй этаж, где были залы для мужчин.
– Я искал тебя, – сказал он, схватив ее за руку.
– А я нет, – ответила Ипполита, холодно глядя на него, как на незнакомца.
В ее глазах мелькал странный блеск, от которого Эмилиано стало не по себе.
– Извини, я не думал… – пробормотал он, отступая.
Реакция Ипполиты привела его в растерянность.
Ипполита поспешно взбежала по лестнице. Она искала своего отца, но на верхнем этаже натолкнулась на Эдисона Монтальдо.
– Здравствуйте, – сказала она, улыбаясь ему.
– Здесь наверху никого нет, – заметил Эдисон. – Кажется, все спустились в сад.
Ипполиту ничуть не огорчило это известие.
– Тем лучше, – сказала она, подходя к нему. – Наконец-то мы сможем остаться одни.
– Одиночество иногда леденит, моя милая, – попытался он остановить ее.
– Но часто и возбуждает, – многозначительно заметила она.
Ее немного хриплый голос, учащенное дыхание и ослепительная юная красота ошеломляли его.
– Не лучше ли нам спуститься в сад к остальным? – предложил Эдисон неуверенно.
Ипполита приблизилась к нему, обвила руками его за шею и прошептала на ухо:
– Значит, ты и вправду меня боишься?
Эти слова вызвали у него напряженную и сладкую дрожь.
– Ты очень волнуешь меня, – признался Эдисон.
– Ты правда это чувствуешь? – спросила она, прижимаясь к нему всем телом и чувствуя, как растет его вожделение.
С большим трудом Эдисон одолел себя.
– Довольно, – заявил он, беря ее за плечи и решительно отрывая от себя. – Хватит баловства.
Ипполита прямо взглянула на него. Желание горело в ее взгляде.
