Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Степа еще и сам придумал, что его прокурор носит с собой флягу (понимает, что скорее всего его раздавят, поэтому пьет все время, себя подкачивает), и в этой сцене с Дашей он подливает спиртное из фляги ей тоже. Даша моментально подхватила решение: немножко захмелела, расслабилась, отогрелась, стала рассказывать, как ее приговорили к двум годам, а ее друга старика-еврея – к расстрелу. Даша это делает на исключительной органике, противоположной тексту. Вот что такое артисты! Их идеи бесценны!
Между порталом и занавесом
Театр – собрание индивидуальностей. Иногда я говорю артистам и молодым режиссерам: Делайте, как я сказал, и не спрашивайте, почему”. Это у меня бывает, когда я на сто процентов уверен в своей правоте, но объяснить сложно или невозможно, потому что работает интуиция, которая меня не подводит.
Есть режиссеры, для которых собственные амбиции важнее всего, а я предпочитаю людей, с которыми можно вести диалог. Я могу сказать и драматургу, например Роману Белецкому, славному и способному человеку, который сделал для нас сказку “Четвертый богатырь”: “Это вы написали талантливо, а это – нет”. Он посмеялся и согласился. Марфа Горовиц десять раз переделывала кусок “Бесстрашного барина”. Но исхожу я из их замысла, а не из своего. И у того, с кем я в данный момент работаю, должна быть уверенность в том, что я хочу помочь. Они, конечно, иногда сопротивляются. Это я тоже понимаю: какой-то дядька лезет в их работу. Их чувства надо учитывать, тогда будет больше толка. Но и я могу обидеться, потому что больше знаю, чем они. Правда, обида проходит через десять минут, ну, через два часа: все равно я снова приду, буду смотреть, снова что-то советовать, если нужно. Больше всего я радуюсь, когда моего вмешательства не требуется.
У меня есть любимое место, где я стою во время спектакля – между порталом и занавесом. Часто я так смотрю “Будденброков” и “Ладу”, которые ставили другие режиссеры: иду мимо, остановлюсь, а оторваться не могу! Или идет “Незнайка” – я встану там же, актеры увидят мои очки, поблескивающие в темноте… Все честно играют, халтуры нет, но все равно в спектакле что-то резко меняется. Немирович-Данченко вешал свое пальто, чтобы казалось – он в театре. Хотя наступает момент, когда режиссер уже ни при чем и актеры должны справляться сами.
Какие качества нужны художественному руководителю? Три вещи. Первое – воля. Второе – терпение. Третье – отсутствие самодовольства.
Дочь Наташа при очередном моем приступе сплина посоветовала: “Ты скажи себе: “Я – бездонная бочка внутренних резервов”, и все пройдет”. Я записал это крупными буквами на большом листе бумаги и положил в стол. Изредка заглядываю. Иногда помогает.
Надо к себе относиться беспощадно, не надо с собой носиться, себя жалеть. А как же не пожалеть? Вот мне пора пьесой заниматься, а я тону в административных делах. Нужно, наверное, научиться говорить “нет”, а я никак не могу.
Я от всего зависим и в то же время независим. Конечно, министерство может продлить мой контракт или нет, может случиться хороший период в театре, а может и нет. Театр ведь – живой организм, тоже имеет право болеть.
Если мое кресло займет кто-то другой, я буду только рад, с удовольствием пересяду на стул или на зеленый диван в нашем актерском фойе. Отвечать за все – воз тяжелый, труд бесконечный! Но это – путь, и другого у меня нет. Формирование труппы, организационные дела, создание репертуара, зрителя… Мы на спектаклях создаем (лучше или хуже) новые миры, и каждый раз ими насыщается пространство театра.
Прихожу в ГИТИС. Сидит в деканате понурый Борис Морозов: “Столько в театре проблем”. Я говорю: “Борь, что страдаешь? Наша с тобой карьера закончилась, жить надо и, по возможности, радоваться”. Как он открыто и радостно смеялся!
“Демократия”
В 2016 году я выпустил спектакль “Демократия”. С нашей командой и новым директором – Софьей Апфельбаум. В ней – ум, культура, здравый смысл. Мне с ней интересно разговаривать, легко и хорошо дышать, есть ощущение молодости – важнейшее чувство. Все открыто и честно.
“Демократию” по пьесе Майкла Фрейна я (для себя, конечно) называю “Берегом утопии – 5”. Трилогия Стоппарда, потом “Нюрнберг”, и вот – Фрейн. То, что это английская пьеса, страшно важно, потому что это английский юмор, парадокс.
Имя Фрейна у нас известно. Во многих театрах идет его “Шум за сценой”, в МХТ имени Чехова – “Копенгаген”. Кроме того, Фрейн перевел на английский пьесы Чехова “Дядя Ваня”, “Три сестры” “Вишневый сад” и “Безотцовщина”.
“Демократию” он написал в 2003-м, ее поставили в Лондоне и на Бродвее. Это психологический детектив, основанный на достоверном, можно сказать, документальном сюжете: в 1974 году в Западной Германии разразился шпионский скандал. Личный референт федерального канцлера ФРГ Вилли Брандта оказался агентом тайной полиции ГДР Штази. В результате Брандт был вынужден уйти в отставку, а Гюнтера Гийома арестовали.
На рубеже 60–70-х годов у Брандта появилась идея признать Восточный Берлин и наладить отношения Востока и Запада. На это он потратил всю жизнь. Тогда это казалось всем безумной затеей. Однако Брандт дожил до падения Берлинской стены, он увидел это своими глазами.
После “Нюрнберга” театр опять обращается к истории послевоенной Германии и продолжает важную для меня тему – утопии. Я уже много говорил, что наши социальные или индивидуальные утопии по большому счету недостижимы. Но подлинное напряжение жизни – в вечном стремлении к недостижимому. Это противоречие в пьесе Майкла Фрейна показано очень ясно.
Пьеса поначалу показалась мне забавной, а в итоге оказалась очень глубокой.
В “Демократии” нет ни одной женской роли, десять мужчин. Вилли Брандта играет Илья Исаев, Петр Красилов – Гюнтера Гийома.
Тема множественной идентичности и самого Брандта, и Гийома. Особенность их отношений в том, что они понимают друг друга, знают друг друга, но никогда друг другу не откроются, каждый ведет свою игру. Вообще игровое начало тут очень сильное, и это очень трудная штука.
Главный парадокс пьесы в том, что в итоге самым близким для Брандта человеком оказывается его помощник и одновременно шпион. Меня просто до слез растрогал финал, когда Гийом, вспоминая прошлое, говорит: “И мы пока еще вместе”, то есть в то время когда они были друг против друга – они и были вместе. А теперь один неизлечимо болен, другой – тоже, третий где-то скрывается, четвертый на пенсии, да и стран, за которые они бились, больше нет.
Нет ничего однозначного в людях – достаточно взглянуть на Брандта, который идет к своей великой, фантастической по тем временам цели замирения Европы совершенно авантюрными путями. Или Гийом – слуга двух господ. Гийом у Красилова – совершенно честный, без всякой задней мысли он помогает Брандту и тут же пишет донесения в Штази – не менее искренне.
Пьеса так устроена, что с первой минуты ясно, кто там шпион. У меня появилась идея – все вообще всё знают. Следить нужно за тем, в какой момент они в этом признáются. Тогда буквализм снимается и появляется игра. Такая ситуация рождает очень интересный способ общения.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
