Зарислава ощутила успокоение, из груди свободно вырвалось задержанное дыхание. Она неспешно приблизилась к краде, ступая по вытоптанной тропе. Из-за неподвижности воздуха серебряный дым поднимался столбом и только над покровами изб рассеивался едва ощутимым ветром. Переливались огненными всполохами угли, дышали теплом, бросая в воздух искры, которые тут же гасли и опускались серой крошкой на землю. Зарислава подняла голову, вглядываясь в образ, в прорези глаз с точками в середине, незыблемо смотрящие вдаль, вынуждающие прирасти к земле.
– Что же теперь будет? – прошептала она.
Сей же миг сделалось гадко и отвратно, что-то рушилось безвозвратно и жестоко. А Радмила… Неужели счастье княжны недолгое? И сказать бы об угрозе, предупредить, но Зарислава не могла.
– Почему? – спросила она и вскинула голову.
Лик Богини растворился, и перед глазами предстал Марибор, такой, каким она запомнила его в холодном лесу в своём видении – беззащитный и напуганный. Тогда ему некому было помочь. Он беспомощно взирал на то, как гибнет его мать, как извивается в огне, как срывается на крик её голос, слышал проклятия Творимира. Зарислава задрожала. Она накрыла ладонью рот, будто собиралась кричать, но как наяву ощутила на губах горячее касание, а потом вкус губ Марибора… Из глубин в ответ поднялось опаляющее волнение. Травница упрямо дёрнула подбородком, повелевая себе не вспоминать, задушив и боль.
Завтра Зарислава покинет Доловск и уже никогда не узнает, решится ли он исполнить месть. Со временем она забудет эту долгую поездку, перевернувшую всю её жизнь. Постепенно уйдут и воспоминания, заживёт, как и прежде, спокойно и мирно, зная только, что где-то оставила часть себя.
Зарислава плотно сжала губы. Запах дыма горчил на языке, въедался в глаза, вынуждая щуриться. Сбивчивые мысли замельтешили, как гарь над костром, серые, назойливые, они зачерняли душу, не давая мыслить ясно. Сердце будто свинцом налилось. Пришло горькое осознание – она не помогла Радмиле. Нет. Не исполнила долга перед Славуньей. Не смогла запутать смерть, прогнать. Смерть лишь сильнее засела в сердце, будто наконечник стрелы, оставшийся в плоти, который Зарислава пыталась вытянуть так неумело и глупо. Её испытание оказалось слишком сложным, и она его не прошла.
Зарислава опустилась на колени.
– Матушка Славунья, – вырвалось имя Богини из уст вместе с обрывистым дыханием. – Не за себя прошу, за других. Пусть не исполнила замысел твой, кой ты послала мне, чтобы испытать силу мою. Но прошу тебя, помоги… Марибору. Не губи души его. Пусть глаза его видят путь верный, сердце слышит голос Прави, что ведёт к чистым истокам твоим. Помоги ему выйти из тьмы боли и страха, – Зарислава замолкла, и в воцарившейся тишине всё так же неподвижно глядела Богиня с ровной прорезью губ. Только звёзды стали ярче проклевываться, и огненно-малиновый месяц дрожал в плотном слое дыма. Донеслось до ушей весёлое пение из детинца. Гулянье продолжалось. Зарислава опустила взгляд на руки, сложенные на коленях, и застыла. Осторожно коснулась и окрутила на запястье обручье Радмилы. В ярком свете огня по узорам перетекала тягучая золотая река. Больше не мешкая, Зарислава сняла тяжёлое украшение с руки.
Трогая кончиками пальцев гладкое тёплое обручье, девица ещё некоторое время задумчиво разглядывала его. Искренне признавалась себе в том, насколько слабой оказалась в этой жизни. А она-то была уверена, что может многое, но оказалось, что нет. Предала себя, не стать ей жрицей, как и чей-то невестой. И никому больше не будет принадлежать.
– Пусть дар этот и зарок откупом будет, – сказав это, Зарислава одним резким движением бросила обручье в огонь, наблюдая, как языки пламени окутали украшение. Мягко гладило золото кровавое пламя, нагревая.
Неожиданный хруст сучьев вынудил Зариславу обернуться и мгновенно подняться на ноги. Звук послышался со стороны ворот, но в опустившихся сумерках уже и невозможно было ничего разглядеть. Только хищно колышущиеся тени от столбов ворот. Может, заблудший пёс бредёт на запах съестного, ищет? Постояв какое-то время, вглядываясь в темноту, Зарислава поспешила покинуть капище. Пошла окольными путями к хозяйскому двору в стан Благини. Ныне пир для неё окончен.
Оказавшись в пустой полутёмной светлице, Зарислава легла на лавку и закрыла глаза. Только потом она ощутила на щеках горячие дорожки, а плечи стали вздрагивать. Но лучше сейчас проститься с ним и отпустить, завтра будет труднее.
Глава 18. На перепутье
Сквозь толщу глубокого сна настойчиво пробивались чьи-то голоса. Зарислава пошевелилась, и каждая часть тела потянула болью. Если вчера вставать было трудно, то ныне оказалось почти невозможным. Рогнеда и Селяна, вернулись в светлицу только под раннее утро, на радостях шушукались. Но было ясно, что челядинки с воодушевлением разговаривали о ночном гулянии. Теперь сплетен о княжеском венчании им хватит на целую седмицу. До слуха Зариславы докатывалось не всё, только обрывки – подруги, вспоминая о травнице, утихали, только смешки и слышны были, но вскоре снова забывались, и их голоса начинали гудеть, как назойливые овода.
Зарислава, скомкав одеяло в кулаках, зажмурилась – не хотела ничего слышать, а внутри против воли заплескалось раздражение, и ни что не могло утешить её, развеять мятежные думы, что всё настойчивее врезались гвоздями в сердце. К тому же в затылке стучало, словно деревянная колотушка. Паршиво и муторно было на душе. Втягивая в себя холодный чуть влажный воздух, Зарислава натянула одеяло на озябшие плечи. В светлице было прохладно и почему-то по-осеннему промозгло. Разлепив ресницы, она рассмотрела в залитом белёсым рассветом чертоге устроившихся за столом челядинок. Рогнеда, кутаясь в платок, склонялась к уху Селяны и что-то ей вещала. Обе даже не замечали, что травница давно проснулась. Стряпуха, выслушав Рогнеду, прикрыла рот ладонью, охнула:
– Да ну, с Пребраном?! – удивилась она, не заботясь о том, что Зарислава могла всё слышать. – Не может этого быть, не похоже это на неё.
– Говорят, у них там такая склока с Верной случилась. Радмила её и прогнала. За Зариславу стеной вступилась, – добавила Рогнеда.
Интересно, откуда знает это? Или Верна успела и здесь распустить злые толки, чтобы Зариславе жизнь мёдом не казалась?
– Видишь, как опекает её, как родственницу, доверилась.
– Ясное дело, она же с Нави Данияра вытянула, – согласилась Селяна. – Его, говорят, как и Горислава, ранили степняки. Помер бы, как и отец, от яда, если бы не Зарислава. Вот Радмила за неё и вступается, защищает.
– Не похоже на Зариславу, чтобы она с братцем её крутилась. Она птица высокого полёта, чтобы опускаться до такой низости, я сразу это поняла. А Верна козни выстроила, кривые слухи пустила из ревности беспамятной. И Бога у неё нет в душе, – разбушевалась кухарка. – Зарислава весь вечер просидела ни живая ни мёртвая и крошки в рот не взяла. Жалко. Нет, не верю, чтобы с Пребраном шашни крутила, а Верна пусть по себе не судит. Поделом ей, а то хорохорилась больно много! Возомнила о себе невесть что, княжну из себя строить соизволила, возгордилась больно. Вот и получила по заслугам.
