Таких откликов на роман два. Первый — вступительные стихи к повести некоего врача из Толедо Франсиско Лопеса де Убеды «Плутовка Хустина», где роман Сервантеса был помещен в один ряд с такими известными произведениями, как «Селестина», «Жизнь Ласарильо с Тормеса» и «Гусман де Альфараче» (признак несомненного успеха).
Второй принадлежит Лопе де Вега, который в письме из Толедо от 14 августа 1604 года, то есть за шесть месяцев до появления «Дон Кихота» в продаже, писал герцогу де Сессе: «О поэтах не буду говорить ничего, в наш век их хватает, многие еще в завязи, готовясь расцвести к будущему году. Но среди них нет ни одного столь плохого, как Сервантес, ни столь глупого, чтобы хвалить „Дон Кихота“». Мы уже вскользь упоминали ранее об этом письме Лопе. Есть предположение, что это апокриф или же, что тоже вероятно, дата послания не верна.
Злость же драматурга легко объяснима нападками Сервантеса в «Дон Кихоте» на искусство «новой комедии», которую создал Лопе. Кроме того, в стихах, предваряющих роман, дон Мигель также позволил себе несколько эскапад в сторону собрата по перу.
После выхода романа нападок на него, очевидно, было достаточно (впрочем, как и похвал). В «Добавлении к „Парнасу“» Сервантес повествует о следующем случае: «Как-то раз, когда я жил в Вальядолиде, пришло письмо на мое имя, причем доплатить за него нужно было один реал. Приняла его и уплатила за доставку моя племянница, но уж лучше бы она его не принимала. Правда, после она ссылалась на мои же слова, которые она не раз от меня слышала, а именно: что деньги приятно тратить на бедных, на хороших врачей и на оплату писем, все равно — от друзей или от врагов, ибо друзья предупреждают об опасности, письма же врагов дают возможность проникнуть в их замыслы. Ну так вот, распечатал я конверт, а в нем оказался вымученный, слабый, лишенный всякого изящества и остроумия сонет, в котором автор бранил Дон Кихота. Мне стало жаль моего реала, и я велел не принимать больше писем с доплатой за доставку».
* * *
Все эти злые нападки на читающую публику не повлияли. «Дон Кихот» имел поистине ошеломляющий успех.
В марте 1605 года Франсиско де Роблес в той же типографии де ла Куэсты выпустил еще один тираж, единственный экземпляр которого был обнаружен в 1916 году.
А несколькими неделями ранее, в первых числах февраля, Сервантес получает новую привилегию, распространявшуюся на Португалию и Арагон. В апреле Франсиско де Роблес заручился эксклюзивными правами на издание и продажу «Дон Кихота» на всей территории полуострова. Это было необходимой мерой предосторожности: в Лиссабоне уже появились две пиратские перепечатки романа. А через несколько месяцев — еще две, на этот раз уже в Валенсии. Конечно, воровские издания несли прямой убыток владельцам королевской привилегии, но и явились знаменательным символом — роман получился на славу и имел огромный успех. Трех месяцев было достаточно, чтобы «Дон Кихот» начал бить рекорды издаваемости. Самсон Карраско утверждает, что первый том разошелся тиражом 12 тысяч экземпляров. Естественно, точной статистики тогда не существовало, и утверждение бакалавра или произвольно, или основано на весьма приблизительных расчетах.
В феврале роман начал свое «заокеанское» турне — его первые экземпляры поступили в Перу. В апреле того же года отправили еще одну партию «Дон Кихотов». С этого времени начинается победное шествие романа по странам и континентам. Рождается целое литературоведческое направление — сервантистика.
В настоящее время текст первой и второй частей «Дон Кихота» можно считать полностью установленным и прокомментированным, за исключением некоторых разночтений. Роман стал предметом бесконечных дискуссий — о его языке, тех или иных реалиях и понятиях XVII века, скрытых намеках, подтексте, перекличках и т. д. Добавила трудностей комментаторам «Дон Кихота» и католическая цензура. Купюры первого издания романа нам неизвестны. В лиссабонских изданиях 1605 года Инквизицией были «вырезаны» семь фрагментов текста: из главы 13-й — описание прелестей Дульсинеи, из главы 16-й — о неудавшемся ночном свидании Мариторнес с погонщиком мулов, из XVII — фраза Дон Кихота о молитвах и крестных знамениях, творимых им над бальзамом Фиерабраса, из XX — фраза Дон Кихота, в которой он препоручил себя сначала своей даме сердца и лишь затем Господу, приключение с сукновальней, из XXVI главы — непочтительное обращение Рыцаря Печального Образа с четками, из XXVIII — повествование о потере чести Доротеей. Мадридская цензура была мягче лиссабонской, но и она во втором издании Франсиско де Роблеса потребовала заменить использованный Дон Кихотом варварский и нелепый способ изготовления четок из подола рубашки. Церковь не могла перенести издевательства над атрибутом священнослужителей. В первом издании значится: «Впрочем, я уже вспомнил, что усерднее всего прочего он молился и поручал себя Богу. Да, но что я буду делать без четок? Но он тут же сообразил, как с этим быть, а именно: оторвал от болтавшегося края сорочки огромный лоскут и сделал на нем одиннадцать узелков, из коих один — побольше, и вот этот самый лоскут и заменял ему четки в течение всего времени, которое он здесь провел и которого ему с избытком хватило на то, чтобы миллион раз прочесть „Ave Maria“», — так размышляет Дон Кихот, вспоминая в горах Сьерра-Морены подвиги Амадиса Галльского. Во втором издании представлен более «благочестивый» способ изготовления культового аксессуара: «Так я и сделал. Четки ему заменил десяток крупных желудей пробкового дуба, нанизанных один к другому». Именно второе издание было взято за основу для большинства последующих.
В опубликованном в 1632 году кардиналом Сапатой «Очистительном кодексе» содержится указание на необходимость купирования во всех изданиях «Дон Кихота» такого высказывания герцогини: «И еще прими в рассуждение, Санчо, что добрые дела, которые делаются вяло и нерадиво, не засчитываются и ровно ничего не стоят». Как пишет К. Державин, «…это цитата (из послания апостола Павла к коринфянам. — А. К.) была истолкована как предосудительный намек на недостаточность соблюдения церковных норм в делах веры и необходимость внутреннего оправдания каждого акта милосердия, что отдавало привкусом еретического иллюминализма…». Кроме того, в этом высказывании можно было учуять дух идей Эразма Роттердамского, к тому времени уже запрещенного в Испании.
Глава 9 ПОСЛЕДНИЕ ТВОРЕНИЯ
ВАЛЬЯДОЛИД И МАДРИД
Благодаря «Дон Кихоту» Сервантес из скромного литературного поденщика превратился в автора бестселлера — о нем узнали все. Изменило ли это его жизнь? Принесло счастья и денег? Никоим образом, жизнь продолжалась, как будто ничего не случилось.
* * *
Жизнь испанского государства протекала без особых потрясений. Звезда фаворита герцога де Лермы по-прежнему была самой яркой на придворном небосклоне. Он находился в зените своей славы, его влияние на короля было беспредельным. До блага страны ему, конечно, не было никакого дела. Но фортуна благоволила Испании. Переговоры о долгожданном мире с Англией успешно продвигались, и самое главное — 8 апреля 1605 года королева Маргарита родила наследника испанского престола, будущего Филиппа IV. Понятно, что по этому поводу состоялись грандиозные празднества, повторенные через два месяца после крестин престолонаследника.
