— Он посмеялся надо мной. Обозвал меня твоей мелкой шалавой и сказал, что с удовольствием добавит это в книгу «для колорита».
Старый добрый Майки.
— Я дала ему пощечину, — продолжает она. — Прямо по роже вмазала. Наверное, сильнее получилось, чем я планировала. Я ему весь нос расквасила. Он выругался, бросился ко мне, а потом споткнулся и…
— Упал в реку?
— Понятия не имею. Я не видела. Но я его не толкала.
— А пальто?
— Ну, оно было грязным, да еще и в крови Майки. Я не могла просто взять и повесить его на вешалку, поэтому засунула к тебе в шкаф.
— Вот спасибо.
— Я не думала, что ты его хватишься, думала, что потом потихоньку вытащу его и почищу, когда все уляжется.
— Ну что ж, звучит очень убедительно.
— Я пришла не за тем, чтобы убеждать тебя, Эд. Верь во что хочешь.
По правде говоря, я действительно ей верил. Но, конечно, это оставляло открытым вопрос о том, что на самом деле случилось с Майки.
— Почему ты сбежала?
— Подруга из магазина позвонила и сказала, что ты заходил, искал меня. Я поняла, что, раз ты узнал о Никки, значит, скоро узнаешь, что я тебе лгала. После этого я уже не смогла бы спокойно смотреть тебе в глаза.
Я опускаю взгляд в стакан:
— И тогда ты решила просто взять и сбежать?
— Но я же вернулась.
— За джином?
— Не только за джином. — Ее ладонь накрывает мою. Ее ногти — черные, лак облупился. — Не все было ложью, Эд. Ты правда мой друг. В ту ночь, когда я напилась, я собиралась во всем тебе признаться.
Хотелось бы мне убрать руку, но я не такой гордый. Так что я позволяю ее прохладным бледным пальцам немного полежать на моих, но затем она сама прячет руку в карман.
— Слушай. Я знаю, что не смогу все исправить, но надеюсь, это хоть чуть-чуть поможет.
Она кладет на стол маленький черный блокнот.
— Это что?
— Записная книжка Майки.
— Как она попала к тебе?
— Стащила из его пальто, когда он был тут.
— А ведь я почти поверил в твою честность.
— Я и не говорила, что во всем честна. Я сказала, что не все было ложью.
— И что в ней?
Она пожимает плечами:
— Я не особенно вчитывалась. Мне там многое непонятно, но, думаю, ты-то поймешь.
Я перелистываю страницы. У Майки почерк едва ли разборчивее, чем у меня. Тут даже предложений как таковых нет. В основном какие-то заметки, мысли, имена (и мое тоже). Я закрываю блокнот. Он может быть одновременно и очень важной, и совершенно бесполезной вещью, но лучше я разберусь с этим потом, в одиночестве.
— Спасибо, — говорю я.
— Пожалуйста.
Мне нужно узнать еще кое-что.
— Зачем ты навещала отца? Какое это имеет отношение к Майки и его блокноту?
Она удивленно смотрит на меня:
— Что, уже провел маленькое расследование?
— Да. Немного.
— Н-да. В общем, к Майки это отношения не имеет. Это было нужно мне. Смысла никакого, ясное дело. Он, мать его, и понятия не имел, кто я. Но это ведь и к лучшему, да?
Она встает и поднимает с пола рюкзак. К нему привязана палатка.
— Что, денег Майки не хватило на пятизвездочный отель?
— Даже на «Трэвелодж». — Она бросает на меня прохладный взгляд. — Чтобы ты знал, я собиралась оплатить ими год в колледже.
Хлоя закидывает рюкзак на спину. Под его тяжестью она сама кажется маленькой и хрупкой. Несмотря на это, я говорю ей:
— С тобой ведь все будет хорошо?
— Пара ночей в лесу еще никому не повредила.
— В лесу? Ты серьезно? Не хочешь поселиться в хостеле?
Она странно смотрит на меня:
— Все нормально. Я уже так делала.
— Это же опасно.
— Боишься, что на меня нападет большой серый волк? Или старая ведьма затащит меня в свой пряничный домик?
— Давай, давай, издевайся.
— Такая работа. — Она идет спиной к двери. — Увидимся, Эд.
Мне стоит что-то ей сказать. Ага, мечтай. Даже если ты и попадешься мне на глаза, никогда об этом не узнаешь. Сказать ей хоть что-нибудь и правильно поставить точку в наших отношениях.
Но я этого не делаю. Момент упущен — срывается с ветки и падает в кучку других потерянных возможностей. Все эти «должен» и «мог бы» давно прогрызли гигантскую дыру у меня в душе.
Входная дверь с грохотом закрывается. Я допиваю последние капли. В бутылке тоже пусто. Я встаю, беру непочатую бутылку бурбона и наполняю стакан. А затем снова сажусь и открываю блокнот. Я просто бегло просмотрю его, и все. Но еще четыре стакана спустя я уже ловлю себя на том, что внимательно читаю. Честно говоря, Хлоя права: большая часть всего этого не имеет никакого смысла. Какой-то поток сознания: мысли, догадки, признания, по большей части — бессвязный бред. К тому же стиль у Майки еще хуже, чем почерк. Но все же я снова и снова возвращаюсь к странице, в конце которой написано:
Кто желал смерти Элайзе?
Меловой Человек? Никто.
Кто хотел навредить отцу Мартину?
Все!! Подозреваемые: отец Эда, мама Эда, Никки, Ханна Томас? Она беременна от него. Отец Ханны?
Ханна?
Ханна — отец Мартин. Элайза — мистер Хэллоран. Связь?
Никто не хотел навредить Элайзе — важно!
ВОЛОСЫ.
Что-то зудит у меня в памяти, но я не могу до этого дотянуться. В конце концов я захлопываю блокнот и отбрасываю его подальше. Уже так поздно, и я так пьян. Никто еще не находил ответ на свои вопросы на дне бутылки. Хотя дело же не в этом. Люди пьют не для того, чтобы найти ответы, а для того, чтобы забыть вопросы.
Я выключаю свет и бреду наверх. Но на полпути передумываю, возвращаюсь на кухню и забираю блокнот Майки. По пути захожу в туалет, а затем бросаю блокнот на тумбочку и валюсь на кровать. Надеюсь, бурбон отключит мой мозг до того, как меня накроет сон. Это важно. Пьяный сон не похож на обычный. Тебя прибивает к скалам бессознательного. Настоящий сон укачивает тебя нежно и наполняет голову видениями…
А потом ты просыпаешься.
Мои глаза открыты. Это не обычное медленное, неторопливое пробуждение, о нет. Мое сердце колотится, тело — липкое и холодное от пота, такое чувство, будто в каждый глаз вставили по монетке. Меня что-то разбудило. Нет. Не так. Что-то вырвало меня из сна и вернуло в реальность.
Я оглядываю комнату. Она пустая, хотя, по сути, ни одна комната не может быть пустой в темноте. Тени прячутся по углам и выплескиваются на пол, волнуются и плещутся. Но не это меня разбудило. Такое чувство, будто всего несколько секунд назад кто-то сидел на краешке моей постели.
