Ну как же, конечно, у них в Тбилиси даже чин начальника тюрьмы выше, чем в Ереване или Баку.
– Что значит исполнительская? – спросила она.
– В ней приводятся в исполнение приговоры к высшей мере. Сейчас на всем Кавказе больше таких тюрем нет, поэтому всех приговоренных к расстрелу привозят сюда. А при исполнении приговора обязательно должен присутствовать начальник тюрьмы.
– Зачем ты мне это рассказываешь сейчас, Реваз? Мне с ним идти встречаться, я и так не знаю, что говорить, как себя с ним вести, а тут еще эти ужасы. Выясняется, он собственными руками людей стреляет. Знаешь, это была глупая затея! Все равно он никакого свидания нам не даст, потому что следователь точно сказал, что по закону подследственным свидания до суда не разрешены. Поехали домой.
– Я старый осел! – Реваз схватился за голову. – Прости меня, дорогая. Сам не знаю, зачем я это сказал. Как глупая баба, ляпнул и не подумал. Никого он не стреляет, только форму надевает, кокарду свою натирает и присутствует. И все. Ты пойми, с ним большие люди разговаривали по твоему поводу, он тебя внимательно выслушает. Проси у него все подряд: свидание, облегчение режима, передачи без ограничения веса, всё…
На проходной у Жени еще раз проверили паспорт и указали, куда идти.
Женя замерла перед железной дверью, ведущей в мрачное пятиэтажное здание из темного красного кирпича. У входа сидел охранник, он махнул ей рукой в сторону лестницы. Она поднялась по старым выщербленным ступеням на два пролета. Там тоже сидел охранник, рядом лежала привязанная к перилам лестницы овчарка. Увидев Женю, собака посмотрела на нее изучающим взглядом, но быстро потеряла интерес и положила голову обратно на лапы.
– У меня назначена встреча с начальником тюрьмы. Куда мне теперь идти? – спросила Женя вохровца.
– Сейчас прямо по коридору, в конце коридора поверните налево.
Женя повернула в коридор и обомлела: она думала, что попадет в административный корпус, но перед ней вытянулся тюремный коридор с камерами по обеим сторонам и широким пролетом посредине, перекрытым железной решеткой. Через пролет были перекинуты мостики. В нос ударил запах пота, мокрого белья, ржавой воды и еще чего-то, что она не могла точно определить. Она шла вдоль железных дверей с маленькими зарешеченными окошками. Из окошек на нее скалились страшные заросшие мужские лица.
Она потом так никогда и не могла понять, произошло ли это с ней на самом деле или она все придумала, заместив воспоминания кадрами многочисленных американских фильмов про тюрьмы. Ведь не могло же такого быть на самом деле, убеждала она себя, чтобы ее одну, без сопровождения, могли пустить непосредственно в тюремный корпус, чтобы она ходила от камеры к камере, вглядываясь в окошки в дверях, надеясь увидеть среди заключенных Севу. Ей даже показалось тогда, что она его действительно разглядела – высокого, похудевшего, с бородой и в сванской шапочке на голове. Нет, такого точно не могло быть! Она все это выдумала.
– Отойдите от двери. Стойте там, я сейчас поднимусь, – крикнул ей снизу охранник. Он стоял этажом ниже и мог просматривать коридор наверху с любой точки.
Поднявшись, он выслушал ее сбивчивые объяснения и, не задавая больше вопросов, проводил до кабинета начальника.
Представляя себе эту встречу, Женя нарисовала в воображении портрет усатого палача в рубашке с закатанными рукавами, обнажающими жилистые, поросшие черными волосами руки. Полковник Габуния оказался вполне благообразным грузином средних лет, в приличном костюме и в галстуке, с полноватым округлым лицом и мясистым носом. Он галантно встал и предложил Жене садиться. Скороговоркой представившись, она начала заранее заготовленную речь о тяжелом состоянии здоровья своего мужа.
Начальник поглядывал на нее благосклонно и улыбался. Внезапно выражение его лица изменилось.
– Как вы сказали? Бялый?
Он покраснел и откинулся на спинку стула. В его выпуклых цвета грецкого ореха глазах не осталось и намека на благодушие.
Женя не могла знать, что как раз сегодня утром во время обхода Сева подал начальнику тюрьмы жалобу на условия содержания. Габуния любил лично наблюдать за тем, что происходит у него в тюрьме и регулярно обходил все камеры. Сева заранее приготовился и ждал. Сокамерники получили от этой сцены огромное удовольствие, поскольку Сева, когда писал жалобу, зачитывал ее вслух всем желающим. Когда он вручил бумагу начальнику, они замерли в предвкушении.
– Что это? – спросил Габуния, беря бумагу.
– Жалоба на имя генерального прокурора Грузии в связи с ужасающими условиями содержания.
По камере прокатилась волна смеха, но под бешеным взглядом начальника зэки замолчали и опустили головы, все знали, что сама их жизнь зависит от его воли.
– И на что жалуетесь?
– Вши заели, по всему телу копошатся. Вши же, как известно любому человеку, знакомому со школьным курсом биологии, являются разносчиками тифа, заболевания, от которого в годы войны и разрухи умерли миллионы людей. А мы живем, товарищ полковник, в мирное время в стране развитого социализма. Вши – это не по-советски. У вас здесь не советская тюрьма, а застенки средневековой инквизиции.
Начальник развернул жалобу, пробежал ее глазами, побагровел до малинового цвета и выбежал из камеры. Вслед ему несся громовой хохот.
– Читайте, что ваш сумасшедший супруг пишет. – Габуния протянул Жене лист бумаги.
Женя от волнения и страха никак не могла вчитаться, разобрать Севин почерк, и начальник, отобрав у нее бумагу назад, сам зачитал вслух: «Жалоба на имя генерального прокурора Грузии. Требую заменить начальника тюрьмы, который не соответствует порученной ему должности». Вначале он жалуется, что баланда несъедобная, что хлеб из пластилина, что параша протекает, что стекол в окне нет, что вши заели. А потом он на меня лично пишет. И не кому-нибудь, а генеральному прокурору. Он мне дает жалобу на меня самого и хочет, чтобы я это прокурору передал! Издевается, позорит меня перед всей тюрьмой.
– Так что же ему теперь будет? Попробуйте его понять, он человек, никак не связанный с криминальным миром, для него все это огромный шок. И потом, у него очень слабое здоровье, я уверена, что он до конца не осознает, что делает. Вот посмотрите, я привезла справки от врача и выписки из больницы, где он был госпитализирован, – Женя достала из сумки справки. – Мне грузинские товарищи, вы их знаете, говорили, что вы пользуетесь репутацией человека справедливого и благородного и что вы не будете излишне суровы по отношению к моему мужу. Он честный человек, который ни в чем не виноват, и попал сюда по ошибке.
– Когда за него просит такая красивая женщина, как я могу не пойти навстречу? Переведу его в больницу.
– Спасибо вам огромное! – воскликнула Женя. – Просто не знаю, как вас благодарить.
– Повезло ему. Какая женщина ему досталась. – Габуния галантно поцеловал Жене руку и проводил ее до выхода, открыв перед ней дверь.
