Я боялась какой-нибудь случайности, которая может вызвать психологический срыв, но выступили они блистательно, исключая тот момент, когда Бестемьянова пошатнулась. Мы хорошо отметили победу, за нее впервые прилично заплатили, по-моему, выдали четыре с половиной тысячи долларов. Нам с Наташей их хватило, чтобы купить по шубе и уехать из Канады свободными от валюты.
Состояние мое было настолько плохим, что я попросилась на первый же рейс в Москву. На Олимпийские игры у меня обычно выпадает день рождения, мы справили его с Наташей и Андрюшей в последний раз вместе. Чувствовала я себя все хуже и хуже, мне казалось, что еще немного и я упаду, сердце еле стучало. Кое-как долетела до Москвы. Рядом сидели Гордеева и Гриньков, они тоже улетали первым самолетом. В памяти осталось только то, что Катя все время ела йогурт. Такая маленькая и бесконечный йогурт.
Так плохо мне было впервые. Утром, в Москве, сказала соседке, не хотела маму волновать: «Ира, отвези меня в 1-й Мед к Абраму Львовичу Сыркину, сама не дойду». Там я поднялась на четвертый этаж, открыла дверь в кабинет доктора, а дальше ничего не помню. Очнулась уже в реанимации. Замечательные врачи Майя Борисовна и Абрам Львович стояли надо мной. В больнице я провела месяца полтора.
На чемпионат мира в том же году после Олимпиады Наташа с Андрюшей поехали без меня. Я им звонила, меня волновало только их настроение, ибо они находились в великолепной форме и проиграть могли только сами себе. Не проиграли, стали четырехкратными чемпионами мира. А я перенесла микроинфаркт в результате тяжелейшей гипертонии, которая разыгралась в Калгари…
Мы не расставались друг с другом, мы взяли и разошлись. Точнее, разошлись наши дороги — они пошли в одну сторону, я в другую. Нет, мы не расставались, у нас даже не было прощания. Я люблю их по сей день. Люблю.
Торвилл и Дин
Конечно, знаменитые английские чемпионы в спортивных танцах никогда не были моими учениками. Но оказались они в этой главе не случайно. Нередко я «заряжалась» от их творчества не меньше, чем от своих лучших дуэтов. Как-никак, а десять лет проведены и рядом, и вместе. Но есть одна крохотная зацепочка, позволяющая мне считать себя пусть очень ненадолго, но их тренером. Существовала между нами маленькая тайна. О ней вы вскоре узнаете.
Я много уже про них рассказывала и в первой части книги, и в главе о моем театре, про их работу с моим коллективом. На Играх 1984 года в Сараево они в произвольной программе выступили с танцем на музыку «Болеро» Равеля. Их «Болеро» победить было невозможно никому и никогда. Они безоговорочно были лучшими и первыми, хотя как знать, поставь я на год раньше «Кармен» Бестемьяновой и Букину…
С идеей «Кармен» я носилась в преддверии олимпийского 1984 года, но меня тогда совершенно все доконали, говорили, что мои постановки слишком завязли в драматургии, нужно делать что-то повеселее. Я стала работать над «Русской ярмаркой», искрометным танцем, где что ни секунда, то находка. Его и сейчас можно смотреть, спустя почти двадцать лет он не выглядит устаревшим. Из «Русской ярмарки» легко сделать три программы, такое там количество непереработанного материала! Наташа с Андрюшей в Сараево завоевали серебро, это хороший результат. Ни с ними никто не боролся, ни они не боролись с Торвилл и Дином. Неравнозначные получились программы, «Болеро» — это новая эпоха в танцах, как и «Кармен». Но, наверное, жизнь сама все расставляет по своим местам.
У англичан в «Болеро» наблюдались явные нарушения правил. Мне позвонили из лондонской газеты, кажется «Дейли мейл», и сказали, что у них прошел чемпионат страны, у Торвилл и Дина в программе большие отклонения от правил, а поскольку я с ними соревнуюсь, они бы хотели услышать мой комментарий. Они еще сказали, что у судей получился большой разброс в оценках. Я ответила: для того чтобы что-то прокомментировать, неплохо сначала посмотреть на то, что собираешься комментировать. Они быстро нашлись — мы пришлем вам кассету. И мне действительно прислали запись произвольного танца Джейн и Криса. Я посмотрела пленку и пришла в неописуемый восторг. Но служба моя протекает в другом лагере — противоположном, и я должна была что-то придумать, чтобы как-то выскочить из этой двусмысленной ситуации. Действительно, в программе легко прочитывался целый ряд нарушений. Нарушения по элементам, нарушения по времени. Естественно, как-то нам полагалось реагировать, потому что или всем надо разрешить, такие вольности, или не разрешать никому. Вроде бы все звучало справедливо, но я-то понимала, как это все неправильно. Мне пришлось найти какие-то слова, и я сказала о нарушениях (понимая, что выиграть все равно у них невозможно), сказала, что все должны находиться в равных условиях. «Fair play» — честная игра, как говорят англичане.
Под Джейн и Криса, правда, легко не подкопаешься, они придумали всякие хитрости. Например, они стояли, а танцевали руки, голова, не двигались только коньки на льду, шло время, звучала музыка, но скольжения нет. И это можно было рассматривать двояко — и как нарушение, и как выполнение правил.
Меня донимали журналисты, я отвечала, что тогда право на разночтение должны иметь все остальные. Вот и все, что я могла сказать, потому что, честно говоря, сказать было нечего. Джейн и Крис не только открывали новое направление, но и сделали потрясающий произвольный ганец на самом высоком художественном уровне. Настоящее большое искусство.
Я не сомневалась, что «Болеро» Торвилл и Дин будет жить десятилетия. Что их танец станет символом, явлением Олимпиады. Так оно и произошло.
Я сама всегда отличалась тем, что никогда точно не знала правил. Ни разу не открывала книгу, где они записаны, и невольно получалось так, что постоянно их нарушала со всеми своими парами. Меня все время наказывали. Я и не думала ни о каком реформаторстве, но еще с Моисеевой и Миненковым придумала сюжетный танец с единой музыкой — как я уже писала, на этом мы погорели. Их «Вестсайдская история» единодушно рассматривалась специалистами фигурного катания как балет, а не как классический произвольный танец из нескольких разноплановых фрагментов. И нас с Бестемьяновой и Букиным сколько раз наказывали за нарушение правил. Когда я выступила против вольностей в произвольной программе Джейн и Криса, англичанка Бетти Калловэй, тренер Торвилл и Дина, — а она обладает изумительным английским юмором, — сказала: «Я рада, что наконец Татьяна первый раз открыла правила. Хочется ее с этим поздравить, никто и поверить не мог, что она возьмет их в руки». Да, я нередко работала не по правилам, я делала то, что мне диктовала музыка. Об этом, все прекрасно знали, но одна только Бетти «порадовалась» за меня.
После Олимпиады в Сараево Крис и Дженн ушли в профессиональный спорт. Потом мы долго работали вместе в одном шоу, о чем я подробно уже рассказала. Я не только уважительно к ним отношусь, но смело могу заявить, что я их фанатка. Они по-прежнему что-то невероятное делают с коньком, каждый год на протяжении целого двадцатилетия — это уникально. Они никогда не повторяются, в любом их танце всегда можно увидеть тысячи находок. У меня есть к ним какие-то свои профессиональные вопросы, но «задавать» их означает влезать в стиль этого гениального дуэта. У Криса я всегда, даже в неудачном танце — у любого бывают промахи, — все равно найду что-то, что для меня интересно.
