«Смотри, не пускай её в своё сердце,» — голос отца отчётливо звенел в голове, словно церковные колокола.
— Нет, она не станет владеть мною! — рявкнул Ирвальд, — никогда! Мерзкая тварь!
Он продолжал изливать свою ярость в пустоту, пока совсем не выдохся. Затем он вернулся в замок, забрался в постель и забылся мертвецким сном. Под утро Ирвальд стал ворочаться, сбрасывая подушки на пол. Повсюду был запах жены — в простынях, покрывале, даже балдахин пропитался ароматом её волос. Проклятый уд вздыбился, словно каменный посох, а руки сами тянулись на ту половину кровати, где она обычно спала, и Ирвальду казалось спросонья, что простынь до сих пор хранит тепло её тела. Будто Ярушка только что встала, чтобы умыться и разбудить его, сияющая улыбкой.
— Сдохни, тварь, — прошептал Ирвальд, просыпаясь.
Он соскочил с кровати, натянул штаны и кафтан, затем взял меч и изрубил постель на мелкие кусочки. Перья от подушек взлетели к потолку, засыпав комнату белыми хлопьями. Ирвальд открыл шкаф и сундук, выгреб оттуда все платья жены и стал нещадно кромсать их в лохмотья.
— Что ты делаешь? — спросила Зельда с порога. Она подбежала к нему и выдернула прямо из-под носа свадебное платье.
— Это больше ни к чему! — зло ответил Ирвальд и потянул за рукав, однако каменная баба упёрлась и хлопнула его по руке.
— Ты меня искушаешь, Зельда! — предупредил он, но та не испугалась.
— Знаешь, я бы никогда не подумала, что хозяйка способна предать тебя. Это на неё не похоже.
— Что? — Ирвальд не поверил своим ушам, — ты же терпеть её не могла.
— Я и сейчас считаю, что она тебе не пара, — сказала Зельда, — но невозможно было всё время притворяться.
— Она ловкая мерзавка.
— И всё же я бы не рубила с плеча.
— А что это? — Ирвальд приподнял острием меча кончик плаща, спрятанного на самом дне сундука.
— Плащ.
— Я вижу, — грубо ответил Ирвальд, — чей он?
— Похоже, твой.
Князь развернул плащ, обнюхал, с облегчением узнавая запах собственного тела, и нахмурился, заметив пятна.
— Для чего она хранит мой грязный плащ?
— Откуда мне знать?
Ирвальд рассверипел и закричал, что было мочи.
— Мальва!
Ведьма влетела в комнату, запыхавшись и завязывая на ходу платье.
— Что опять стряслось?
— Скажи, что ты могла бы сделать с этим плащом?
— Чего было орать-то, — пробурчала Мальва, беря плащ в руки, — это, похоже, кровь. И…
Щеки Мальвы заалели под стать ресницам. Она лукаво улыбнулась.
— Вот, стало быть, каким было брачное ложе! Здесь следы потерянной невинности.
Однако Ирвальду было не до смущения. Напротив, он ещё больше разозлился, глядя, как веселится Мальва, рассматривая его плащ.
— Это мощная вещь, — наконец, выдала она.
— Его можно использовать против меня?
— Разве что против обоих. Но обычно такое используют во благо.
— Сжечь его, — велел Ирвальд, — сжечь все её вещи, до единой. И эту постель — до последнего лоскутка. И горе тебе, Зельда, если ослушаешься и решишь поступить по-своему.
Каменная баба сжала губы, однако кивнула и стала собирать порубленные лохмотья. Мальва бросилась ей помогать, однако Зельда выдворила её вон из комнаты. Ирвальд вышел следом.
— Может, мне пора вернуться домой? — спросила ведьма.
— Я ещё не решил, — отрезал он и стремительно зашагал прочь.
***
Кусок опять не лез в горло, и Ирвальд решил прогуляться по окрестностям, чтобы собраться с мыслями. Что дальше делать, он не знал. Бегство жены покрыло его род позором — владыки осудят его и без того неудачный выбор, а хранители станут насмехаться, особенно после того, как он открыто пренебрёг Отрадой.
Но ещё хуже было оставить всё так, как есть. Семья не потерпит, если оскорбление останется безнаказанным. Он должен найти владыку, увёзшего Ярушку, и заставить держать ответ. Только как его найти? Лишь одно существо знало ответ…
Ирвальд вновь полетел к водопаду Забвения и долго звал тирана, пока не осип. Лаорт не пожелал выйти, и ему пришлось уехать ни с чем.
Ирвальду не хотелось возвращаться в замок. Он всё еще ощущал присутствие жены в каждой комнате, и боялся признаться самому себе, что отчаянно скучает. Но он знал, что сумеет побороть это чувство.
Ненависть — вот что должно прийти на смену вожделению. Ненависть — когда голова её слетит с плеч, а тело растерзают псы.
Ирвальд упивался ненавистью, разжигая огонь внутри себя, и ему наконец-то стало хорошо. Он больно сжал коленями бока Юрея и шепнул ему на ухо, куда лететь.
Спустя несколько минут ядокрыл опустился возле хижины Топчанки, Ирвальд соскочил на землю и отпустил зверя в облака.
— Ну, здравствуй, ведьма! — плотоядно улыбнулся он, распахивая дверь, — готово ли твоё зелье?
Топчанка выронила тушку зверька, которую свежевала, стоя на коленях, вытерла руки о передник и поспешно встала. По лицу расплылась счастливая улыбка. Все прошлые обиды тотчас же улетучились и она, трепеща от счастья, кинулась к нему в объятия.
— Ирвальд! — с придыханием прошептала ведьма, расстёгивая кафтан владыки, — Ирвальд.
— Соскучилась? — он не смог сдержать довольной ухмылки, — ты ничего не забыла?
— Забыла! — Топчанка, извиняясь, приложила пальцы к губам и хихикнула, — конечно, забыла!
Ведьма подбросила поленьев в очаг и вылила в пустой котёл зелье, затем добавила немного ароматных трав. Ирвальд втянул носом запах, чувствуя, как мышцы его расслабляются. Он вмиг скинул одежду, оставшись совершенно нагим, и прильнул к ведьме. Топчанка неловко сражалась пальцами с завязками на платье, и он нетерпеливо разорвал их одним движением когтистой руки.
— Я скучала, владыка!
Ирвальд припал губами к её рту, а ладони настойчиво искали грудь. Ведьма стонала от наслаждения, принимая ласки, которыми её раньше не баловали. Ревность кольнула сердце крошечной иглой, однако Топчанка прогнала её куда подальше. Негоже было ревновать владыку, ведь сейчас он с ней.
Ирвальд долго любил её, пока солнце за окном не спряталось, и в хижине потемнело. Ведьма прильнула к его груди, запутавшись волосами в его шевелюре, и тихонько рассмеялась.
Её смех почему-то вывел Ирвальда из себя. Дурман рассеялся, а лицо ведьмы задрожало и расплылось, принимая совершенно другой, ненавистный ему образ. Теперь на Ирвальда глядели янтарные глаза с лукавыми искорками, пляшущими в глубине. Нежные, как персиковый цвет, щеки манили его пальцы дотронуться до них. Ирвальд протянул руку, но образ тотчас же растаял, уступая место пепельно-серому лицу, покрытому бородавками.
