Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
Страдания немецких пленников усугубляла полнейшая невозможность побега. Русское общество в то время было организовано так, что делало бегство из страны невозможным в принципе. Русские люди были согнаны в деревни, покидать которые они могли только по официальному разрешению. Деревенских детей с самых малых лет учили сообщать о появлении незнакомцев своим школьным учителям. А те передавали это полиции.
Пограничная зона шириной в 30 миль была населена верными коммунистами и была густо усеяна военными постами, которые полностью контролировали район. В землю были зарыты длинные полосы детекторов, которые поднимали тревогу, если над ними по земле перемещался металлический объект. Пограничники на земле, вертолеты и легкие самолеты в воздухе эффективно прикрывали границу.
«Железный занавес» был реальностью, а не просто словесной фигурой. Русские политзаключенные, сидевшие вместе с Эрихом Хартманном в разное время, уверяли, что без этой жесткой охраны границ Советский Союз немедленно потерял бы миллион человек, которые сбежали бы на Запад. Но любой немец, который сумел бы достичь пограничной зоны и подкупить местного жителя, чтобы тот ему помог, немедленно столкнулся бы с хитрой тактикой НКВД, который платил вдвое больше и разрешал доносителю оставлять себе все деньги.
Пересечь степи, тянущиеся от Урала, и преодолеть «железный заслон» на границе – такая задача могла обескуражить самого смелого. По словам Эриха Хартманна: «Я не знаю ни одного подлинного случая бегства военнопленного из России. По телевидению много рассказывают об этом, но, если вы попытаетесь найти людей, которые действительно бежали оттуда, никто в этом не признается. Возможно, существует вероятность бегства из лагерей в Польше, балтийских государствах, Восточной Германии, но я никогда не слышал ни об одном достоверном случае, когда немецкий пленный бежал из России».
Психологическое давление НКВД на пленных приобрело такую силу, что его можно было ощущать физически. Чтобы облегчить это давление или избавиться от него, пленный должен был дать НКВД хоть что-то взамен. Он мог доносить на своих товарищей, превратившись в стукача. Он мог сознаться в вымышленных военных преступлениях. Для этих людей драгоценной наградой становились самые обычные вещи. Более легкая работа, возможность прочитать письмо из дома – такие вещи, на которые свободный человек в свободной стране просто не обращает внимания, – становились взятками, с помощью которых НКВД заставлял человека забыть о самоуважении.
Наиболее отвратительным и невыносимым методом, использованным НКВД против своих пленников, был перехват почты. С самых первых послевоенных дней вся почта из Германии перехватывалась секретной полицией, превратившей письма в оружие, с помощью которого можно было пробить психологическую броню. Она использовала переписку для шантажа и подкупа. Эта грязная тактика делала постоянные побои, которым подвергались пленные, почти идеалом гуманизма. Последствия разрыва контакта с семьей были просто сокрушительными.
Эриху Хартманну разрешили написать первое письмо домой только накануне Рождества 1945 года, почти через 8 месяцев после его захвата в плен. Уш получила эту весточку в январе 1946 года.
...
« Моя Уш!
Я хочу сообщить тебе, что жив. Я желаю тебе счастливого Рождества и Нового года. Не бойся за меня. С кем я тебя должен поздравить – сын или дочь? Все мои мысли с тобой. Тысяча поцелуев.
Твой Эрих
!»
Каждый месяц после этого Эриху было разрешено писать по 25 слов в Германию вплоть до 1947 года. Через два года после окончания войны русские сократили эту норму до 5 слов в месяц. Уш писала постоянно. Она послала Эриху от 350 до 400 писем за 10 лет его нахождения в лагерях. Он получил менее 40 писем.
Только в мае 1946 года он узнал, что 21 мая 1945 года у него и Уш родился сын Петер Эрих. Этот малыш не сумел пережить тяжелые послевоенные годы – он скончался в возрасте двух лет и 9 месяцев. И только через год Эрих узнал о его смерти. Когда в 1952 году скончался отец, которого Эрих горячо любил, он опять узнал об этом лишь спустя год.
Это процесс перемалывания личности тянулся год за годом. Американцы не сталкивались с этой формой войны, пока небольшое число американских военнослужащих не попало в плен к китайцам в годы Корейской войны. Среди них был один из самых известных асов американских ВВС полковник Уокер М. Махурин, герой Второй мировой и Корейской войн.
Прекрасный аналитик, обладавший литературными способностями, Махурин изложил свой печальный опыт промывания мозгов в великолепной книге «Честный Джон», которая просто требовалась американцам в трудное время. Позднее Махурин встретился с Эрихом Хартманном в Германии, и два аса сравнили свои впечатления о коммунистических тюрьмах. Оба согласились, что представления мирных жителей о судьбе военнопленных абсолютно неправильны. Нормальный цивилизованный гражданин на Западе не имеет ни малейшего представления о порядках в коммунистических тюрьмах и методах нравственного уничтожения людей.
Хартманн и Махурин согласились, что для коммунистов лишь вопрос времени сломать любого человека, попавшего к ним в лапы. Никакая отвага, патриотизм и верность не обеспечивают достаточной защиты против такого нажима. Ее не существует в принципе. Американцы, которые в жизни не видели ничего страшнее телевизионной пальбы, пытаются вырабатывать какие-то кодексы поведения пленных. Люди, полностью отрезанные от своих родных, лишенные поддержки собственного правительства, обречены. Они будут делать такие вещи, за которые их позднее дома будут подвергать критике лицемерные ханжи.
Военнопленные в таких условиях могут писать письма, делать официальные заявления, выступать по радио с совершенно невероятными речами. Но эти поступки не являются свидетельством слабости или измены. Они будут делать это из страха за свою жизнь, за жизнь своих родных. Иногда просто за кусок хлеба, чтобы не умереть с голода!
Угнетатель может использовать абсолютно все. Любые угрозы беспомощному пленнику дозволены, никакие нравственные запреты или формальные документы не сдерживают тюремщика. Зато обожравшиеся моралисты, сидящие в мягких креслах в полной безопасности, будут проклинать беззащитных пленных за неспособность сопротивляться и требовать подвергнуть их наказанию после возвращения домой. Может, американское общественное мнение изменит свою точку зрения по этому вопросу, когда большее число американцев окажется в лапах коммунистов.
Единственным проявлением человеческой доброты, которое видели немцы в России, было отношение простых крестьян, живущих в деревнях неподалеку от лагерей. Эти признаки человечности вызывали припадки бешенства у садистов из НКВД, которые не могли выносить даже намека на нормальные человеческие чувства.
Лагеря, расположенные в районах, которые в годы войны были оккупированы Германией, были главным источником трудностей НКВД. Русские крестьяне в этих районах на основе собственного опыта сохранили хорошее отношение к немцам. Пропаганда Ильи Эренбурга не оказала на них никакого действия. Крестьяне были серьезно озабочены судьбой бывших врагов и постоянно завязывали дружеские отношения с немцами. Торговля и обмен между военнопленными и крестьянами велась через охранников. Многие из них были бывшими фронтовиками, которые сочувствовали страданиям бывших врагов.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
