– Пожалуйста, пожалуйста, никому не говори. Я не вынесу, если кто-нибудь узнает. Я даже тебе не хотела рассказывать, но я хочу, чтобы ты кое-что сделала. Для Руби. Сделаешь? Обещаешь?
– Я даже не знаю, что должна обещать.
– Пожалуйста, просто…
В голосе Анны на том конце провода появляются истерические нотки.
– Ладно, ладно. Обещаю.
– Льюис отдал Руби своему отцу, чтобы тот о ней заботился, но… – Анна начинает задыхаться. – Он мне не нравится. Я ему не верю. Он жуткий, Барбара. Жалуется, что я не гожусь, я в письме прочитала. Он очень сильно влияет на Льюиса, хотя Льюис его вообще-то не любит. Но ничего не может поделать.
Анна на минуту умолкает.
Когда она вновь начинает говорить, ее едва слышно.
– Так и есть. Я не гожусь. Мне так стыдно, Барбара. Я оставила Руби одну. Мне невыносимо стыдно. Если бы только знать, что Руби забрали у этого человека, мне бы сразу стало лучше.
– Так поговори с мужем…
– Нет, толку не будет. Он скажет, что так и надо. Он в последнее время на меня смотрит, будто я какое-то чудовище. Ты должна поехать и забрать ее. Ты должна, обещай мне, Барбара.
Анна всхлипывает в трубку.
– Обещай мне, что будешь за ней присматривать, пока я сама не смогу. Если я когда-нибудь смогу. Пожалуйста.
Мик даже не порывается спросить, куда Барбара собралась, когда она повязывает платок перед зеркалом в прихожей, решительно сжав губы, и выходит из дома.
В палате стало тихо. Я прижалась к замотанной фигурке, лежавшей рядом.
– Барбара?
Меня внезапно пронзило страхом: что, если она умерла в постели, прямо рядом со мной, и я никогда, никогда не услышу историю до конца? Я потрясла Барбару за плечо.
– Руби. – Голос у нее был сиплым от усталости. – Бога ради, дай мне полчаса поспать. У меня сил нет.
По мне прошла волна облегчения.
– Хорошо, – сказала я, подтыкая ей одеяло. – Ты поспи, а я пойду погуляю.
Снаружи все было схвачено неподвижным морозом. Я присела, склонившись к траве, и смотрела, как мое ледяное дыхание вырывается в воздух. Руки я засунула в карманы; во мне была страшная тяжесть.
Я попыталась обдумать значение слов «брошенная» и «нежеланная», но оно от меня ускользнуло. Нужно было взглянуть правде в лицо. Моя мать отдала меня по собственной воле. Она не могла со мной справиться, даже когда я была совсем малышкой. Не было никаких пропущенных именинных тортов. Никто ничего не пропускал, она отдала меня, как ненужный сверток, а теперь ее не было, она умерла. Если бы она хоть чуточку сильнее постаралась, она могла бы справиться со всеми проблемами. Неужели это было так трудно? Я сглотнула кристаллы льда, и они просочились мне в сердце.
– Я рада, что ты умерла, – проговрила я, надеясь, что ее дух рядом и слышит меня. – Правда, рада. Ты права: ты была ужасной матерью.
Когда я вернулась в палату, у кровати Барбары были задернуты занавески. Я заглянула в щель. Вокруг Барбары толпились медсестры.
– Что случилось?
Голова Барбары высунулась из-за их спин.
– Все хорошо, не пугайся. За мной просто ухаживают. Это моя дочка, – сказала она даме, стоявшей возле изголовья кровати. – Ее зовут Руби.
– Как мило. Мы тогда вас оставим.
Они отдернули занавески и удалились.
Я снова забралась на кровать.
– Чертово унижение, не выношу его, – бормотала Барбара. – Влажные обертывания, утки… сними ботинки, Руби, ты всю простыню испачкаешь.
Я сбросила ботинки и устроилась возле Барбары, как ребенок, ждущий сказки на ночь.
– И вот, – пробормотала она, – я пошла к нему.
Барбара едет на автобусе в бунгало, о котором ей поведала Анна; это на другой стороне леса.
Я перебила:
– Поверить не могу, что ты мне обо всем этом никогда раньше не рассказывала.
– Хочешь узнать остальное? – Она прикрыла глаза и глубоко вздохнула. – Тогда позволь мне продолжить.
Я кивнула.
– Давай.
Она стоит на дурацкой мощеной дорожке, уродливый гном на газоне запрещает войти.
– Иди к черту, – сочно говорит она ему и проходит к входной двери.
Нужно что-то посерьезнее раскрашенной бетонной уродины, чтобы помешать ей спасти единственную племянницу.
Старик долго не открывает. Он выглядывает из-за двери, толком не отворяя ее, и Барбара понимает, что имела в виду Анна, он действительно жуткий: слишком белая кожа, сеточка красных сосудов в обоих глазах.
Барбара улыбается, надеясь, что улыбка вышла твердой и несколько угрожающей.
– Я только что говорила с матерью Руби – моей сестрой. Она хочет, чтобы я заботилась о ребенке. Я могу забрать девочку прямо сейчас.
Хью Блэк делает вид, что удивлен и позабавлен.
– Можете прямо сейчас уйти. Ответственно вам заявляю. О Руби позабочусь я, здесь. Там, где у нее будет все самое лучшее.
Он высовывает из-за двери руку и берется за дверную ручку.
Окидывает взглядом одежду Барбары, и она чувствует, как внутри у нее что-то трескается: что за жизнь она сможет дать Руби, когда заберет ее из этого богатого дома?
Барбара пристально смотрит на руку, придерживающую дверь, на черные волоски, выделяющиеся на белых пальцах. Именно рука дает ей смелость продолжать. Рука отвратительна, если бы он не взялся за дверную ручку, так что Барбара так ясно увидела весь ужас этой руки, она могла бы сдаться. Могла бы просто струсить и уйти.
– Знаете, красть детей – преступление.
Он крепче сжимает дверную ручку.
– Что? О чем это вы?
– Анна не рада тому, что вы сделали. Она к властям пойдет…
– Всего хорошего, – произносит он и захлопывает дверь.
Прямо так, Барбаре в лицо. Барбара стоит на крыльце, кипя от негодования.
Она оглядывается, чтобы убедиться, что вокруг никого, и крадучись обходит дом сбоку, наступая сперва на носочки, чтобы не шуметь на гравии. Рыжая кошка, спящая на солнышке на садовой стене, открывает один глаз и мяукает, словно понимает, что Барбара влезла на чужую территорию.
– Тише, киса, – шепчет Барбара, больше чтобы успокоиться.
У нее колотится сердце. Она заглядывает в каждое окно, мимо которого проходит. Воздух разрывает тоненький крик. Барбара поднимает голову, прислушивается, откуда он исходит.
Руби совсем одна, это она так кричит – будто не ждет, что на призыв ответят. Она лежит на полу, на красной подушке с золотыми кисточками по углам. Барбара пробует раздвижное окно кончиками пальцев. Снизу оно уже чуть приоткрыто, и рама скользит вверх легко, за механизмом, должно быть, хорошо следят, смазывают его…
