Локлир попытался устроиться поудобнее на каменной скамье, жесткость которой не смягчалась даже пухлыми подушками.
- Значит, надо придумать, как еще можно с ней встретиться. Если у меня будет возможность поговорить с ней...
- Ма-лиш... - что означало то же самое.
Джеймс бросил взгляд на Эрланда, уже погрузившегося в мечты.
- Кафи ничего не говорит про принцессу Сойану. Почему? - обратился Джеймс к Гамине.
- Я не знаю, - ответила она. - Но он испытывает к ней весьма определенные чувства.
- Она представляется ему чрезвычайно опасной.
Глава 14 СДЕЛКА
Боуррик потер подбородок.
- Мне бы хотелось, чтобы люди перестали воспитывать меня кулаками, - проворчал он.
- Это тебе сдача с того, что ты заплатил, - сказал Гуда, стоявший над ним. - Сейчас, когда чуть ли не половина имперской армии гонится за мной, как я смогу разыскать Яноса Сабера? А если и разыщу, все равно он мне не заплатит! И виноват в этом ты, Бешеный!
Боуррик не мог не согласиться с ним, хотя, сидя на сырой соломе в заброшенном сарае где-то в самом сердце страны, население которой, кажется, решило прикончить его при первом удобном случае, он решил, что заслужил хотя бы сочувствие.
- Послушай, Гуда, я тебе все возмещу.
Наемный солдат, снимавший седло с одной из украденных ими лошадей, полуобернулся к Боуррику.
- Неужто? И как, во имя неба, ты собираешься это сделать? Наверное, ты хочешь отправить в штаб Абера Букара, лорда армий, вежливое письмо - мол, пожалуйста, добрый лорд, побраните моего друга и отпустите. Он не знал, что меня велено убить на месте поимки, когда взял меня с собой... Так?
Боуррик поднялся и подвигал рукой челюсть, чтобы проверить - не сломана ли она. Она болела и выскакивала из сустава с одной стороны, но явно оставалась целой. Принц оглядел старый сарай. Дом фермера, стоявший поблизости, был сожжен - не то бандитами, не то имперскими воинами, которые, видно, в свое время решили, что хозяин заслуживает именно такого наказания, но, как бы там ни было, у Боуррика и его друзей появилась возможность дать отдых лошадям. У лошадей, принадлежавших хорошей кавалерийской части, в седельных сумках нашлось зерно, и Боуррик решил, что сейчас каждую вполне можно угостить пригоршней-другой. Несчастный Сули тихонько сидел на куче полусгнившей соломы. Накор уже расседлал свою лошадь и теперь вытирал ее самым чистым пучком соломы, который ему удалось найти. За работой он рассеянно напевал какой-то мотивчик без слов, а его улыбка ни на миг не исчезала.
- Когда лошади отдохнут, мы разойдемся с тобой, Бешеный, - сказал Гуда. - Я хочу как-нибудь добраться обратно в Фарафру, а оттуда кораблем - до Малого Кеша. Там имперского гораздо меньше, если ты понимаешь, о чем я. Может быть, мне удастся там зацепиться.
- Гуда, подожди.
- Что такое? - наемник опустил седло на землю.
Боуррик поманил его в сторонку.
- Мне очень жаль, что я втянул тебя в такую передрягу, - тихо сказал он. - Но ты мне очень нужен.
- Я тебе нужен, Бешеный? Зачем? Тебе скучно умирать одному? Спасибо, лучше я умру через много лет в объятиях какой-нибудь проститутки.
- Я хотел сказать, что не могу без тебя добраться до Кеша.
- При чем здесь я? - воскликнул Гуда, возведя глаза к небу.
- Посмотри на мальчика, - ответил Боуррик. - Он запуган и так устал, что ничего не соображает. Может, он в Дурбине кого и знает, но не больше. А исалани... я не могу сказать, что он надежен. - Боуррик приложил палец к виску и покрутил его туда-сюда.
Гуда поглядел на парочку и принужден был согласиться.
- Ну а мне какое дело?
Боуррик подумал и не мог найти убедительного ответа. Их свели обстоятельства, но дружбы между ними не было. Старый наемник был по-своему хорош, однако Боуррик не мог назвать его другом.
- Послушай, я действительно могу сделать это дело выгодным для тебя.
- Как?
- Доставь меня в Кеш и помоги встретиться с людьми, чтобы я мог прояснить это недоразумение, и я заплачу тебе столько золота, сколько ты не увидишь за всю жизнь службы в караванах.
- Ты же не просто так это говоришь? - спросил Гуда, вприщур разглядывая Боуррика.
- Даю тебе слово, - ответил Боуррик.
- Где ты возьмешь столько золота? - спросил Гуда.
Боуррик подумал, не рассказать ли Гуде все, но решил, что Гуда ему не поверит. Безымянный человек, обвиненный в преступлении, которого он не совершал, это одно, а принц, за которым охотятся убийцы, - совсем другое. Даже понимая, что каждый, кого обнаружат в компании принца, будет убит в ту же минуту, Гуда, по мнению Боуррика, мог поддаться искушению заработать обещанную награду. Опыт Боуррика по общению с наемными солдатами не оставлял сомнений в их верности данному слову.
- Меня обвинили в убийстве жены губернатора Дурбина по политическим соображениям. - Гуда ничего не возразил, поэтому Боуррик решил, что он на правильном пути: политические убийства в Кеше казались делом весьма обычным. - Есть люди, которые могут мне помочь снять это обвинение, а кроме того, они обладают немалыми средствами, и они вполне могут выделить тебе, - Боуррик прикинул, какая сумма произведет на Гуду благоприятное впечатление, и перевел ее в кешианские деньги, - две тысячи золотых экю.
Гуда посмотрел на Боуррика широко раскрытыми глазами и покачал головой.
- Звучит хорошо. Бешеный, но обещания шлюхи тоже всегда заманчивы.
- Хорошо, - ответил Боуррик. - Три тысячи.
- Пять тысяч! - не уступал Гуда.
- Ладно, - согласился Боуррик. Он плюнул на ладонь и протянул ее наемнику.
Гуда взглянул на ладонь, предложенную ему по старой традиции купцов; он знал, что должен принять ее или прослыть клятвопреступником. Он неохотно плюнул на свою ладонь и пожал протянутую руку.
- Будь прокляты твои глаза, Бешеный! Если это ложь, клянусь - я намотаю твои кишки на свой меч! Если я должен умереть по собственной глупости, так доставлю себе удовольствие увидеть тебя мертвым за миг до того, как сам предстану перед богиней смерти!
- Если у нас все получится, ты умрешь богатым человеком, Гуда Буле.
Гуда бросился на кучу сырой соломы.
- Хотелось бы мне, чтобы это было так, Бешеный, - сказал он, устраиваясь отдохнуть.
Боуррик оставил наемника и сел рядом с Сули.
- Дальше поедешь? - спросил он.
- Да, - ответил мальчик. - Мне сейчас просто немного больно. У этого зверя спина - как лезвие меча; мне кажется, меня разрубили на две половинки.