Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
Человеческая личность и общество в целом оказались удивительно податливыми, пластичными материалами: мощные социальные технологии позволили отливать их, как расплавленное железо, практически в любые формы.
Ярчайший пример этого дала современная Украина: русские по происхождению и культуре люди нашли смысл жизни в яростном отрицании собственной природы, – и, более того, в демонстрации самоубийственной ненависти к ней.
Менее резкие примеры создания заново не только национальных элит, но целых обществ, основанных на русофобии как главной национальной идее, дают нам Польша и Прибалтика (при том, что русофобия, существовавшая в этих обществах, никогда ранее, за исключением кратких исторических моментов, не была их доминантой и ядром, образующим и скрепляющим их самосознание).
Пока мы до сих пор продолжаем стесняться попытки создания «нового человека», предпринятой некогда в нашей стране, – но развитые страны уже довольно давно осуществляют его формирование, причем на системной и вполне научной основе.
США, похоже, в полной мере осознали исторический опыт маккартизма, вытравившего, при незначительных масштабе и тяжести репрессий, саму возможность привлекательности левой идеологии, причем на много поколений вперед.
Немцы не смеют (по крайней мере, публично) даже задуматься о вариативном, не детерминированном раз и навсегда характере истории.
Управление западными обществами, их формирование и корректировка самой личности осуществляется сложным и имеющим глубокие обратные связи сочетанием точечных акций по шокированию общества и запугиванию отдельных лиц, контроля за образованием и исследованиями, пропагандой и финансами.
Разработка и реализация этой системы и есть социальная инженерия – залог успеха в конкуренции, и далеко не только в современном мире.
Достаточно вспомнить, как долгие века побеждала Англия, ориентировавшая свое образование на гуманитарные науки (забавно, что мы до сих пор порой еще потешаемся, вслед за поверхностными сатириками, над его оторванностью от повседневных задач!) Вот лишь несколько эпизодов:
1. Создав принципиально новый для тогдашнего Запада социальный механизм объединения светской и религиозной власти в лице монарха, Англия обезопасила себя от страшных религиозных смут и получила возможность использовать это оружие против своих конкурентов, не боясь его влияния на себя.
2. Создав столь же новый социальный механизм в виде государственной поддержки пиратов, – победила неизмеримо более богатую и мощную Испанию.
3. Используя тайные общества и интеллектуальные течения в интересах государства (и прямо финансируя революционеров), спровоцировала Великую революцию, разгромив намного более развитую и находившуюся на экономическом подъеме Францию.
4. Навязав массовую наркоманию Китаю, не только баснословно обогатила свою королевскую семью, но и на целый век лишила исторических сил эту древнейшую и крупнейшую цивилизацию, исключив возможность конкуренции с ее стороны. А ведь, по оценкам, в середине XVIII века, накануне его «вскрытия» Западом, Китай производил 32 % мирового ВВП. На долю Индии приходилось 24 %, а на Англию, Францию, Россию, германские и итальянские государства в совокупности – лишь 17 %.
5. Разжигая Первую мировую войну (и опираясь в этом на формирующийся транснациональный капитал), Англия победила неизмеримо более технологически развитую тогда Германию, обеспечившую за счет полученных с Франции репараций гармонию технического и социального прогресса.
Из всего этого богатства инструментов в их неустанном творческом развитии мы помним лишь пошлый мидовский принцип (реализуемый, как мы видим на наших отношениях с Германией, до сих пор, – пусть и совместно с США): сотрудничать со слабым противником сильнейшей европейской державы, чтоб тот не объединил континент против Великобритании! Но и даже чего-то подобного для своей внешней политики мы не выработали.
Перечень технологий социальной инженерии можно расширять почти до бесконечности, но суть ясна: не только военная мощь и богатство, но и эффективность управления, и способность разрабатывать и применять производственные технологии, и воодушевление общества, и его энергетика зависят от социальной инженерии.
Против нас она применяется в полной мере, – и, чтобы увидеть это, не нужно было дожидаться украинской катастрофы (хотя российское государство и сегодня пытается, подобно страусу, спрятать голову, – правда, уже не в песок, а в асфальт).
Главный урок, извлеченный Западом из Второй мировой войны (когда стихийно нащупанные принципы социальной инженерии инстинктивно и кустарно применялись нами, немцами и японцами), – важность технологий массового управления обществом абсолютна.
Советский Союз был разрушен не Пентагоном и даже не «Силиконовой долиной», а «Битлз», давшими привлекательный образ Запада и невольно заставившими номенклатурную молодежь ненавидеть свою страну.
Глобальная конкуренция, на наших глазах начинающая переходить в войну, ведется в сфере образов, формирующих массовое сознание, и новых (в том числе соцсетей и компьютерный игр) методов организации общества, – а мы либо не сознаем этого, либо реагируем до неприличия кустарно, предпринимая, как в 1941 году, кавалерийские атаки на танки.
Мы потешаемся над массовыми западными исследованиями гомосексуализма, не видя, что это не только один из способов убеждения общества в его нормальности, но и поиск новых методов управления человеком – при помощи перестройки его психофизиологического базиса, не говоря уже о не сознаваемых им самим инстинктов и реакций на образы.
Некогда бывшие стихийными пионерами в сфере социальной инженерии, мы на поколение отстаем в ней от Запада, что требует сосредоточения в этой сфере колоссальных систематических усилий и исследований (а не простого противодействия пропаганде на уровне ботов и фейков в соцсетях).
Пока нас спасает высокомерное пренебрежение Запада и его управленческий кризис, но везение не бесконечно, – особенно после Крыма, когда Россия назначена виновной во всех бедах Запада в ходе глобального кризиса, а ее уничтожение воспринимается «цивилизованным человечеством» как новая панацея от всех его бед.
Социальная инженерия важнее ПВО: как учит опыт уничтожения Советского Союза, не противостоящего социальным технологиям просто незачем бомбить.
Деньги теряют значение
Новым символом богатства, влияния и успеха являются технологии
Рынок не существует без его государственного регулирования точно так же, как дорожное движение – без контроля за соблюдением его правил. Еще Рузвельт говорил, что коммунисты безопасны для капитализма, так как его могут уничтожить лишь сами капиталисты в том случае, если государство даст им волю.
Рузвельт явно не мог представить себе возвращения к этой ситуации, характерной еще для 20-х годов прошлого века (и приведшей к Великой депрессии), однако глобализация воплотила этот кошмар в жизнь. Создав за счет предельного упрощения коммуникаций глобальный рынок, она подняла уровень действий бизнеса на надгосударственный, принципиально недоступный для государственного регулирования уровень. Межгосударственное же регулирование глобального рынка, как показала практика, невозможно: как в силу бюрократической инертности и противоречивости интересов государств, так и, главное, из-за принципиального нежелания каждого государства ограничивать «свои» глобальные монополии, рассматриваемые им как потенциальный инструмент своего влияния.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
