Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
– Не осталось! Надежда Денисовна – это и есть Надя-опекунша! – воскликнул Зиганшин с азартом и резко вскочил, так что с него чуть не упала простыня. – Конечно, может быть, что эта Надя полная тезка той Наде, но я скорее повешусь, чем поверю в столь идиотское совпадение!
Поправив простыню жестом Цезаря, он стал прохаживаться по веранде.
Тут позвонила сначала пациентка Макса с известием, что Игнатий уже второй год куда-то пропал, а потом друг Зиганшина доложил о невозможности выполнить задание, ибо телефон выключен.
– Все, приплыли. Тупик, – вздохнула Лиза.
– Нет, осталась еще ниточка к Игнатию через хозяйку Маевской. И когда-нибудь он включит телефон, а мы тут как тут. Зачем я тебя только послушал и ввязался в это дело? Теперь не успокоюсь, пока не разберусь, что к чему! Какие-то загадочные целители, училки, гармонично сочетающие в себе запредельный разврат и милосердие, покойные психиатры-алкоголики, которые из всех возможных половых партнеров почему-то выбирают бабу из стана своего злейшего врага… Макс, а ты что-нибудь выяснил?
Виновато улыбнувшись, Голлербах сказал, что его успехи гораздо скромнее по сравнению с предыдущими ораторами. Он прочел все истории болезни, включая историю Васи Савельева, и никакой полезной информации там не почерпнул. Каждый случай рассматривался в отдельности, как спонтанный эксцесс, у врачей не было оснований думать, что пациентам кто-то что-то внушал или направлял, поэтому они интересовались картиной заболевания, а не обстоятельствами дела, и задавали соответствующие вопросы.
– Только в Васиной истории одна мелочь… – начал Макс, но тут ожил Лизин телефон.
Увидев, что это Руслан, она извинилась и вышла на улицу.
– Ты скоро? – спросил он напористо. – Я уже изождался.
– Через час постараюсь.
– Езжай сразу домой, меня Колдунов отпустил из больницы. Сказал, нечего казенную койку пролеживать, а эпикриз и бюллетень он на днях завезет.
– Так мы сейчас с Максом тебя заберем…
– Я уже дома.
Лизе стало стыдно.
– Как же ты поднялся по лестнице? – глупо спросила она.
– Любви захочешь, еще не туда поднимешься. Серьезно, Лиз, давай скорее, я что-то не могу уже терпеть.
Осторожно ступая, чтобы не разбудить детей, Зиганшин вышел из своей комнаты.
Он чутко прислушивался к скрипу каждой половицы и оттого расслышал тихий плач, доносившийся из комнаты Светы.
Крадучись, как разведчик, он поднялся на второй этаж и немного постоял в темноте под дверью Юры. Там было тихо, и Мстислав Юрьевич рискнул заглянуть. Мальчик спал с важным и сосредоточенным выражением лица, какое всегда делается у детей во сне.
Он постучался к Свете и, не дождавшись ответа, вошел. Девочка лежала, укрывшись с головой, и плакала.
Зиганшин сел на пол возле ее кровати и пожалел, что сам давно разучился плакать.
«Какая сволочь, – тоскливо подумал он о себе, – поселил детей у себя и даже не спросил, хорошо ли им, не хотели бы они жить в своей квартире… Худо-бедно обеспечил их пропитанием и решил, будто все в порядке. Раз они спокойные и не закатывают истерик, стало быть, смирились. Полез за каким-то чертом в расследование это идиотское, пытаюсь из совершенно разномастных кусков сложить единую картинку и не вижу, как нужен своим детям. Вот я молодец, решил горе утопить в работе, а дети пусть сами как-нибудь. В те редкие дни, что я видел их раньше, я был с ними весьма строг, чтобы не сказать хуже, конечно, они меня боятся, и боятся, что я их накажу или выкину, если они будут при мне горевать».
Света затихла.
– Ты плачь, плачь, – сказал Зиганшин, – я просто рядышком посижу, чтобы тебе не так страшно было.
– Мне не страшно, – всхлипнула она.
– Даже мне, и то страшно, – он легонько пожал высунувшуюся из-под одеяла пятку, – но мама все равно рядом, просто мы не можем с ней поговорить. Когда я был примерно такой, как ты, заболел корью, твоя мама ухаживала за мной, заразилась, попала в больницу, и я ездил ее навещать. Меня не пускали, только принимали передачи и разрешали поторчать под окнами. Я бегал, махал руками, кричал и знал, что Наташа на меня смотрит, хотя мне не было ее видно через стекло. А пока ехал к ней, мечтал, что порядки в больнице изменились и свидания разрешили, и придумывал, что ей рассказать. Сочинял целые истории, даже привирал немного в уме, но меня так и не пустили ни разу.
– Ни разу?
– Не-а. А когда она выписалась, я все свои истории забыл. А сейчас вспоминаю. И ты вспоминай. Как грустно тебе станет, сразу зажмурься покрепче и вспоминай. Мама рядом и смотрит на тебя, просто ты ее не видишь, вот и все.
Света прерывисто вздохнула.
– Со мной вам, конечно, не очень повезло, – продолжал Мстислав Юрьевич, – одна надежда, что вы на меня будете хорошо влиять. Все образуется, Света, спи.
Он поправил одеяло и посидел с племянницей, пока ее дыхание не стало ровным и она не уснула, прижавшись мокрой от слез щекой к его плечу.
В окне виднелась белая, как облако, луна, едва заметная на бесцветном небе петербургской ночи. Мстислав Юрьевич задернул занавеску и, стараясь не шуметь, спустился вниз.
«Да провались пропадом психозные дела! – фыркнул он и подмигнул Найде, чутко поджидавшей его под лестницей. – Главное, потенциальные жертвы предупреждены, кто не спрятался, я не виноват. Не хочу больше копаться в навозной куче, где что ни человек, то извращенец или убитый в голову псих. Есть общий мотив в этой симфонии идиотизма или нет, пусть Лиза решает. А мне надо за детьми смотреть и поддерживать, потому что сейчас они переживают, наверное, самые трудные дни в жизни».
Взглянув на часы и убедившись, что до полуночи еще есть время, он достал телефон. После небольшой заминки набрал номер матери.
– Мама, скажи, а почему за мной Наташа ухаживала, когда я болел корью?
– Тебе действительно так важно это знать именно сейчас, что ты звонишь среди ночи, несмотря на роуминг?
– Да, мама.
– Хорошо, Мстислав, я скажу. В тот момент я была беременна, а врачи долго не могли определиться, корь у тебя или краснуха. Корь, конечно, тоже вредно для плода, но краснуха вообще смертельно.
– И что? – глупо спросил он.
– Что? – мама сухо засмеялась. – Насколько мне известно, у тебя нет младших братьев и сестер.
– Извини.
– Ничего. Я благодарна Наташе, что она тебя выходила. Ты, наверное, думаешь, что мы отдали ее в больницу из равнодушия, но это не так. Просто она была уже взрослая, болезнь протекала очень тяжело, и доктора не рискнули оставить ее дома. Ей пришлось даже несколько дней провести в реанимации.
– Я не знал…
– Мы с отцом просили нянечек не говорить тебе и принимать передачи, будто она в палате.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
