«То соловей, не жаворонок…» — однообразно, без интонаций повторяла она. Эпоха Цезаря ее больше не интересовала. Наконец однажды утром она решительно встала с постели, скинула шубу, надела синее «ахматовское» платье и поехала в палатку «Красный Октябрь».
У Ивановой уже был огромный живот. Но видимо, она продолжала пользоваться успехом — в углу на картонной коробке сидели замерев пять зрителей младшего школьного возраста. На сей раз Матрона услышала отрывок из «Трех сестер». Две женщины вошли в киоск вслед за Матроной и тоже благоговейно остановились, очевидно, знакомые с особенностями местной торговли конфетами. «В Москву, в Москву!» в этом районе звучало особенно горько. Иванова закончила сдавленным рыданием. Женщины и детвора громко захлопали.
«Нет у нее никакого мужа!» — поняла про Иванову Матрона.
— Возьми меня в напарницы! — легким тоном сказала она. — Мы с тобой тут такие диалоги будем разыгрывать, нас на антрепризу будут в соседние ларьки приглашать!
Иванова, в свою очередь, посмотрела на свою бывшую преподавательницу с той непередаваемой усталостью и мудростью, которая бывает в глазах беременных женщин, готовых скоро родить, что стало ясно: и она все поняла про Матрону.
— Придет хозяин — поговорим! — просто ответила Иванова.
И поскольку обе они были русские бабы, пусть одна — дитя надежды последних шестидесятых, а другая — никому теперь, кроме Матроны, не нужное дитя перестройки, они обнялись и заплакали. Теперь у них была общая роль.
ПРОВЕРКА ЧЕГЕТОМ
— Я придумал, куда мы поедем на мои студенческие каникулы, — сказал Сережа, выходя утром из ванной и ожесточенно, в своей манере, чтобы не тратить время на сушку феном, вытирая полотенцем коротко остриженную голову.
Я разливала по чашкам кофе и от неожиданности пару капель пролила на скатерть. Когда Сережа затевал какой-нибудь проект, он уподоблялся вихрю.
— Куда?
— Мы поедем на Чегет кататься на горных лыжах!
Скатерть было жалко. Я поставила кофейник и внимательно посмотрела на Сережу:
— Почему именно на Чегет?
Он уже бросил полотенце, как всегда, не на место, и, натянув футболку на мощные, красиво развернутые плечи, уселся завтракать, оседлав стул задом наперед.
— Потому что Швейцарию мы пока не потянем.
— А-а-а! — У меня в кошельке как раз осталась последняя бумажка на текущие расходы. — Тебе бутерброды с колбасой или сыром?
Он ответил, обжигаясь кофе:
— С тем и с другим, и можно побольше!
Я подвинула ему всю тарелку.
Микроволновка уже подогрела молоко до нужной температуры, и я насыпала в него геркулесовые хлопья.
— Так и ноги можно протянуть с твоего диетического питания!
— У меня еще есть яблоко. Подлить тебе кофе?
Он с готовностью протянул чашку.
— Так как тебе идея насчет Чегета?
Я нарезала яблоко кусочками.
— Идея хорошая. Вот только как ее реализовать? Лететь надо на самолете, гостиница, да питание, да подъемник… И потом, почему все-таки туда? Я слышала, Чегет — гора суровая, «чайников» не любит.
— Но я-то не «чайник»! И тебе тоже хватит полировать подмосковные горки, пора выходить на большой простор!
— Но деньги?!
— А вот это сюрприз! Мне дал и небольшую шабашку, так что билеты на самолет и подъемник я оплачу. Остальное — с тебя! Согласна?
— Дай мне подумать…
Через минуту он зашел в кухню попрощаться. Синий джемпер в полоску и с вырезом углом я подарила ему на Новый год. Он удивительно подходил и к цвету его волос, и к загорелому лицу — подчеркивал ясность взгляда, стройность фигуры.
— Милый!
Он пахнул в коридоре ароматом «Дюпон», тоже мой подарок, и скрылся в проеме двери. Я не могла удержаться, чтобы не посмотреть, как он спускается по лестнице.
На работу мне надо было к десяти. Еще было время, чтобы вымыть чашки, одеться, накрасить губы. Я выглянула в окно. Опять на улице какая-то влага — не то дождь, не то снег. Февраль. В Европе уже, должно быть, весна, а у нас не зима и не осень! А что, интересно, сейчас на Чегете?
Я уже была там один раз. Сережа об этом не знает, зато я помню эту поездку так, будто она состоялась вчера. Тогда тоже мел февраль, у меня были первые в жизни студенческие каникулы, в Москве стоял мороз, а в Минеральных Водах — семь градусов тепла, сухой асфальт и пробивающаяся на газонах травка. В горах же лежал снег — целые моря снега, а солнце было такое, что кожа на лице без защитного крема на другой же день вспучивалась ожогами. И я тогда еще совсем не умела кататься на горных лыжах.
— Ну и что, что не умеешь, — сказал мне человек, которого я тогда любила больше всего на свете. — На Чегете и научишься! Сейчас просто неприлично говорить, что ты не катаешься на горных лыжах!
— Но у меня их и нет!
— Возьмем напрокат!
Вадим был высокий, плечистый, чернобровый, ну просто Сережа сейчас, и даже подарок на Новый год я тогда сделала ему почти такой же — синий джемпер в полоску. Только вырез был не углом, а под горло. И Вадим носил тогда этот джемпер не с рубашкой, а прямо на голое тело, как тогда было модно.
Вадим… Что с ним теперь? Тогда на Чегете он был асом катания. Мало кто, кроме него, умел так лихо и одновременно элегантно спускаться с чегетских бугров. А я… Первые пять дней ползала с инструктором пешком по самому пологому участку, потом первый раз отважилась подняться на кресельном подъемнике, а уж то, с каким лихорадочным ужасом цеплялась я за проплывавший мимо меня бугель, чтобы попасть на самую макушку горы, наверняка веселило всю очередь, стоящую за мной. Тело мое было покрыто синяками, мышцы немилосердно болели, от разреженного горного воздуха кружилась голова и тошнило… В общем, Вадиму скоро надоело возиться со мной.
— Ну, ты покатайся немножко сама, — говорил он, отбуксировав меня на самую легкую горку. — А я спущусь пару раз в самый низ и приеду за тобой.
В самый низ по Чегету! Почти пять километров крутого спуска! Жуткие бугры на всем протяжении, огромная очередь на подъемник. Разве я могла помыслить спускаться за ним?!
— Встретимся в «Ае»! Посиди пока там! — кричал он, через некоторое время опять поднимаясь мимо меня.
Легко сказать — до этого проклятого кафе я еще должна была доползти!
Я видела эту картину словно со стороны — нескладная девчонка в немодной куртке, лихорадочно цепляющаяся палками за снег, во взятых напрокат, ужасно тяжелых ботинках «Полспорт», и рядом — Вадим. Он как раз купил себе красный комбинезон, шикарные горные очки и «Фишер» — круче марки лыж тогда еще не знали наши спортивные магазины. Он был похож во всем этом на принца Монако, который каким-то чудесным образом — возможно, по блату — в самый разгар сезона достал путевки на турбазу «Чегет» и взял с собой меня. Он успевал всюду — в бассейн и сауну, в концертный зал и бар, — и везде его, такого обаятельного и прекрасного, пускали без очереди. В то время как у меня хватало сил только на то, чтобы содрать с себя пропахшую потом одежду, в изнеможении повалиться на постель и затихнуть там, время от времени орошая слезами подушку в бессильном страдании от своей физической беспомощности.
