Подземная галерея, по которой в столовую из пищеблока доставляли готовую еду, обернулась мостом, состоящим из черных рояльных клавиш. Они играли под ногами, точно скользкие бревна на воде. По обе стороны моста угадывалась пугающая глубина, из которой струился мертвенный свет. Время от времени его заслоняли зыбкие тени, появлялись и исчезали человеческие и звериные фигуры, взмахивали крыльями фантастические существа, гигантские звероящеры растворялись в свинцовой метели. Как будто нарисованный живой орнамент никак не мог проявиться на стене из-за неисправности проектора. Окружающий мир, живущий в расфокусе, все больше погружался в хаос. И потихоньку тянул Силу, пока Никита пробирался по мосту, прислушиваясь к глухим стонам клавиш под ногами.
На том берегу врастали в опустившееся небо причудливые ноздреватые ступени оборванных лестниц, ведущих на вершину мрачного утеса. Он одиноко возвышался над застывшим морем странных полых конструкций, напоминавших детские формочки из песочного набора, нещадно прогрызенные термитами. Вся эта масса треугольных, округлых, многоугольных, сплюснутых и вытянутых форм тонула в пустоте, постепенно таяла, втягивала в себя бесконечную череду призрачных образов, струившихся со всех сторон. И сквозь этот хаос все отчетливее проступала нависающая скала со множеством пещер – сумеречная проекция административного здания.
Сумрак «остывал». Невостребованная база данных архивировалась, укладывая бесценные пласты информации в недоступные глубины, потайные карманы и скрытые горизонты. Гигантский компьютер размером с планету Земля тасовал файлы в соответствии с древней программой, недоступной человеческому пониманию. Мир возвращался к канону. Но какого цвета этот канон – вот вопрос! Насколько точно Темные рассчитали время и как далеко продвинулись в своих изысканиях, готовы ли к массированной атаке? Успеют они заскочить в последний вагон уходящего поезда со своей унификацией всего сущего по Темным лекалам или нет? И насколько прав Трофим в своем стремлении возвысить человека, одарив его правом осознанного выбора? Может быть, в самом деле время безраздельного царствования Иных подходит к концу и грядет эпоха людей…
Если последний вопрос о роли Человека в мире Иных оставался открытым, то с Темными у Сурнина был реальный шанс разобраться. На кое-какие вопросы ему наверняка сможет ответить главный экспериментатор, который тут всем заправляет. Ведь есть же у них главный?
Никита достиг условного берега и забрался по уступам наверх. Увы, это ему мало помогло. Пространство внизу перекручивалось лентами Мебиуса, от взгляда на царивший вокруг нечеловеческий хаос кружилась голова. Растревоженная Тьма пульсировала, погружая и без того тусклый мир Иных в еще больший мрак. И в нем все отчетливее проявлялись фигуры приближавшихся Темных магов, на сей раз отнюдь не иллюзорных. Осталось недолго, он у цели. Никита вздохнул, решительно сбросил тень и шагнул навстречу преследователям, оставив за спиной трансформирующийся второй слой. Сейчас узнаем, стоило ли оно того…
– Выйти из Сумрака! – рявкнули над самым ухом, глаза заволокло, грудь сдавило, живот скрутило. Никита, стреноженный чужим заклятием, даже не пытался вырываться. Жидкий огонь заливал его ауру. Свет сопротивлялся Тьме, не спрашивая, каково приходится носителю.
– Скажи Милане, что мы его взяли.
Первым делом Светлого шпиона выволокли в реал, попинали для порядка, грубо протащили куда-то вверх по лестнице и, намеренно приложив об дверь, втолкнули в неожиданно просторное помещение. На ногах, к восторгу провожатых, Сурнин, конечно, не устоял. Однако тяжелых увечий ему никто не нанес и смертельных заклинаний не использовал. Видимо, на сей счет у конвоиров был недвусмысленный приказ. Тьма перед глазами медленно отступила.
– Поднимите его, Витольд. Что это за нелепая демонстрация усердия? У всей твоей службы не хватило ума предотвратить появление Светлого дозорного на территории интерната! Поздно кулаками махать! За что я вам только плачу?
Пока Никита корчился на дорогом восточном ковре ручной работы, ледяной женский голос произносил такие нелицеприятности в лицо начальнику охраны, что Сурнину даже немного полегчало. Он почти разогнулся и уже подумывал, а не попробовать ли встать, когда речитатив оборвался властным:
– Я сказала – посадите его и оставьте нас.
– Но, Милана…
– От вас все равно нет никакого толку, пошли вон!
Никиту скорее бросили, чем усадили на мягкий стул, в глазах у него прояснилось. Витольд оказался крепким спортивным дядькой с легкой сединой на висках, военной выправкой и квадратной нижней челюстью. При дорогих часах. Зачем ему дорогие часы на такой работе… Рядом с Витольдом, как нашкодившие школьники, топтались оборотень и боевой маг. Темный женский силуэт стоял в светлом прямоугольнике окна.
– Милана Прохоровна, это в вас эмоции говорят, – бубнил начальник охраны. – Надо его на скрытые амулеты оттестировать и каркасную защиту, наведенную старшими магами… Как-то он сюда прошел. Для его уровня Силы это совершенно невозможно…
– Как, говоришь, тебя зовут, Светлый? – поинтересовался силуэт.
– Никита.
– Ты не поверишь, Витольд, но наш гость Никита утверждает, что возможно! Вон, я сказала! И будьте так любезны, закройте дверь.
Разъяренная Темная волшебница, которую подчиненные уважительно величали Миланой Прохоровной, вышла на середину кабинета точно из рамы картины, глянула на подчиненных так, что маг и оборотень присели, а Витольд молча попятился, и ледяным тоном констатировала:
– Силе я доверяю больше. Теперь поговорим, Никита. Как ты сюда проник, это очень интересный вопрос, но сейчас он второстепенный. Меня как директора детского дома больше интересует, что Светлые Иные хотели найти здесь противозаконного. Вы что же, решили, что мы здесь избиением младенцев занимаемся? Ногти детям вырываем или примеряем им испанские сапожки?
– Вроде того.
– Очень и очень глупо.
Собеседница обошла стол и уселась в кожаное офисное кресло, над которым висела картина какого-то абстракциониста. Подлинник, наверное, как без этого. Стол, разумеется, дубовый, ручка – «паркер», чайный сервиз, занимавший в книжном шкафу застекленную полку, непременно из китайского фарфора. На стене за спиной Никиты висели детские фотографии, дипломы в позолоченных рамках и портрет президента. Два больших светлых окна, напротив которых он сидел, обрамляли деревянные рамы стеклопакетов. В стекла бессильно бились бледные солнечные лучи, прорываясь сквозь пасмурные небеса. В углу, подернутый мутным облачком, стоял российский триколор. В этом сверкающем чистотой и офисной роскошью кабинете он казался чужеродным и пыльным.
– Видишь ли, Никита, я работаю педагогом девяносто с лишним лет – дольше, чем ты на свете живешь, – заявила хозяйка кабинета. – Еще в те времена, когда я начинала, пытки и телесные наказания не считались передовой методикой воспитания, хотя споры насчет этого не утихают до сих пор. Особенно когда дело касается юных оборотней. Те ребята, кого инициировали через укус в подростковом возрасте, традиционно доставляют нам массу проблем… Наши интернатовцы здоровы, жизнерадостны и обеспечены всем необходимым. Думать, что мы их тут пытаем, – это так бесконечно наивно, что даже не смешно. – Она сделала широкий жест в сторону окна, как бы приглашая гостя лично убедиться.
