Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
— Про-рвё-мси! — завопил Емельян, облапил Нюраню, оторвал от земли и закружил.
Его радость была бурной, откровенной, честной и чистой, но Нюраню не растрогала. Она «баш-на-баш» отдавала свою женскую судьбу за мечту.
— Ну, хоть скольки-то, — допытывался Емельян, — я тебе глянусь?
— Фамилия мне твоя очень нравится. Ее носил знаменитый хирург Пирогов. Василий Кузьмич, это наш сельский доктор, мой первый учитель, рассказывал, что Пирогов клал стопку бумаги, взмахивал скальпелем и точнехонько только первый лист пополам располосовывал.
Провожали Нюраню со слезами. Ольга Ивановна плакала беззвучно, расставаясь с девушкой, которая заменила ей дочь, мужа — всех самых близких и давно погибших, которая заставила встрепенуться заскорузлое от горя сердце, наполнила его новой кровью. Дуся, как подозревала Нюраня, рыдала не без облегчения: огородные работы в самом разгаре, а надзирать за ними будет некому.
— Ты мне! — погрозила Нюраня, сама слезами захлебывающаяся. — Дядя Николай, вы тут строжьте ее, а то другорядь станет на ходу засыпать.
— Обеспечу, — пообещал конюх и вытер морщинистые щеки пальцами, напоминавшими корни.
Подтянулись окрестные бабы, прослышавшие, что Сибирячка замуж в Курск отбывает. Кланялись, желали счастливой семейной жизни.
Нюраня тихо попросила Емельяна раздать им мелкие деньги. Прижимистому Емельяну подобные траты показались излишними, но спорить не стал — одарил присутствующих.
Емельяну хотелось скорее закончить тягостное прощание, усадить Нюраню в тарантайку, помчать в город, ввести в их новый дом — крепкую чистую хату с небольшим подворьем, со старым садом. Емельян договорился с хозяйкой снятой хаты, что та за небольшую плату будет убирать, готовить еду, а Нюраня заживет барыней.
Она не хотела устраивать свадебного гулянья, но Емеля сказал, что перед товарищами будет неудобно. Сам продукты и вино купил, стряпуха нанятая и хозяйка хаты наготовили угощений.
Товарищи, познакомившись с новоиспеченной супругой Пирогова, не могли скрыть своего удивления: экую паву отхватил! И чем больше пили, тем их удивление становилось откровеннее и циничнее, все больше унижало Нюраню, которая сидела изваянием, как и положено новобрачной, и ее мужа, который чином был всех ниже.
Правильно мама говорила:
— Пьяный мужик, будь он хоть генерал, хоть ямщик — один идиот!
Нюраня ее как-то спросила:
— А царь?
У Анфисы Ивановны на непотребные вопросы был один ответ — затрещина. Сейчас Нюраня тысячу затрещин стерпела бы, окажись с ней мама, отец, работники дядя Аким и Федот, братья Степан и Петр с женами, крестная и крестный, двоюродные сестры, подружки — всех не перечислить.
И Максимка! Пусть бы, злодей, в глаза ей глядя, в порошок зубы перемолол — за трусость свою, за надругательство над их любовью.
У большинства товарищей были жены, тут же присутствовавшие, но это не мешало произносимым здравицам и тостам становиться все двусмысленнее и наглее.
Нюраня скосила глаза на мужа: пьянехонек, издевок не улавливает. Счастлив до отупения. Однако нет в нем чванства, будто Нюраня — племенная кобыла, которую за бесценок отхватил. Он ею не хвастается. То есть хвастается, но как бы призывая товарищей разделить его счастье. А товарищи — смесь генерала с ямщиком — пьяные рыла.
Нюраня раскаменела, повела плечами, слегка вскинула плавно руки, повернулась к Емеле, обхватила его за шею, положила ему голову на плечо и победно на всех посмотрела.
Последовало секундное молчание — все оторопели от этого проявления нежности красавицей Сибирячкой, до этого сидевшей каменной статуей.
Нюраня в сельском театре мастерски изображала жену кулака, с Максимкой она выделывала фортели — притвориться ей труда не составило. Но она перестаралась: главному начальнику, чина да имени которого не запомнила, только невзлюбила за особо колкие речи, — показала язык.
Как девчонка глупая глазами стрельнула на главного плохого дядечку, губки приоткрыла, зубки белые раздвинула и на секунду показала острый розовый язычок. Почти никто не заметил, или все сделали вид, что не заметили.
Емельян пребывал в блаженстве, начальник поднялся, тяжело дыша:
— Товарищи! Мы забыли выпить за родителей новобрачной. Кто были ваши родители?
Нюраня уткнулась носом в шею мужа.
Надо отдать должное Емельяну. Иногда верные слова спасают жизнь, а неверные отправляют на смерть. От пьяного счастливого мужика нельзя ждать спонтанного судьбоносного красноречия. Но любящий мужчина заранее продумает, как охранить свою избранницу.
— Сирота моя супруга, — погладил Нюраню по трясущимся от рыданий плечам Емельян. — Родители померли, когда ей и семи не исполнилось. Воспитывалась за казенный счет.
— Где-е?! — с дальнего конца стола раздался пьяный молодецкий вой. — Где эта богадельня?! В Сибири? Еду! Дайте отпуск! Если там такие девки…
Общий смех разрядил ситуацию, снял напряжение. Начальник предложил выпить за светлую память почивших родителей столь прекрасной новобрачной и затем скомандовал гостям: «На выход!»
И еще мама говорила Нюране:
— Не кусай того, от кого оторвать не сможешь! Не бей того, кому от твоих кулаков-царапок только чешется. Комара бьют хлестко, до смерти насекомой. Приглядись, присмотрись, и пока не нашла, где бьется жила кровеносная, где у него слабое место…
Многое, оказывается, мама ей говорила. А ведь Нюраня думала, что мама ее не жалует, только на Степушку не надышится…
Как же дальше про врагов могутных?
Отойди в сторону. С правильным видом отойди, как бы тебе недосуг, как бы ты при важных занятиях…
Нюраня в последующем избегала общения с коллегами мужа. И дело поворачивалось таким образом, что уличить Нюраню в нарочитом пренебрежении было нельзя, всегда имелись серьезные основания ее отсутствия на общих застольях и на пролетарских праздниках.
Она вспоминала родителей. Не часто и будто картинками. Маму — со словами, забытыми наставлениями. Папу — общим посылом веры в красоту и гармонию мира.
Емельяна Пирогова, благодаря женитьбе вдруг приподнявшегося, решили двинуть по служебной лестнице. Хитрован, он стукнул себя кулаками в грудь и потребовал назначить его на «самый слабый участок», то бишь на хозяйство, которое в их учреждении ведется из рук вон плохо, прямо-таки вредительски.
Так он стал почти главным над снабжением канцелярскими товарами, служебной формой, тряпками и швабрами. Не самым главным — над ним был начальник, ответственный за оружие, к которому Емельян не имел никакого отношения. Его дело — уборщицами, дворниками, возчиками и прочим обслуживающим контингентом руководить. Начальник свои шахер-махеры учинял, Емеля в личную пользу отщипывал крохи. Он был прирожденным завхозом, у которого вверенное учреждение ни в чем нужды не имеет, полотеры по струнке ходят и одновременно к бухгалтерии-отчетности не придерешься, но чудесным образом в личной квартире завхоза полное процветание казенных вещей наблюдается.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
