– Два этих нарика занимались примирительным сексом.
– Женщины, – сказала Калли. – Не можешь жить с ними, не можешь жить без них…
– А ты? – спросил я в свою очередь. – Как ты в первый раз сняла клиента?
– Понимаешь, я не хочу показаться занудой, но я никогда не была чистой проституткой.
Сверло наконец прошло сквозь стену. Я вытащил его. В стене появилась дырка диаметром в четверть дюйма. Я приблизил к ней рот и крикнул: «Элисон!» Потом я прислонил к ней ухо и услышал какой-то приглушенный ответ, который больше всего походил на негромкое коровье мычание.
– Итак, – обратился я к Калли.
– Ты упомянула что-то про занудство, когда сказала, что не была чистой проституткой.
– Поцелуй меня в задницу, – сказала она.
– С удовольствием. Кстати, пока не забыл…
– О проститутках. Ты когда-нибудь сталкивалась с насилием со стороны клиентов?
– Один раз очень милый пожилой джентльмен наслаждался моей компанией минуты четыре, а потом ударил меня по затылку кастетом. Я потеряла сознание, и он меня ограбил.
– Вот видишь, с этими гражданскими всегда так. Они очень эмоциональны, непредсказуемы и все время делают что-то не то. Кстати, Элисон жива, но рот у нее заклеен.
– Что ж, уже неплохо. Сколько тебе еще потребуется времени?
– Я очень мало ем.
– Ну, вот и хорошо.
И я стал сверлить вторую дырку.
Глава 55
Когда сверло задымилось, я остановился на несколько минут, чтобы дать ему остыть.
– Первый раз, когда твоя жизнь была в опасности… – воспользовалась тишиной Калли.
– И что тебя интересует?
– Сколько тебе тогда было лет?
Я подумал.
– Десять.
– Ранняя пташка, – заметила девушка.
Тогда я только что окончил четвертый класс. Начались летние каникулы, и мой дед решил взять меня в поход к холмам Колорадо. Вторую ночь нашего похода мы провели в маленькой кабинке на территории придорожного лагеря, а наутро я проснулся очень рано и отправился побродить по лесу. Я отошел уже мили на две, когда наконец заметил, что все сосны выглядят совершенно одинаково. Я остановился и медленно повернулся на 180 градусов, стараясь обнаружить свой собственный след. Следов нигде не было. Я не очень испугался, но и сказать, что я был совершенно спокоен, тоже было нельзя. Я закрыл глаза и сделал шаг в том направлении, где, по моему мнению, находился лагерь. Мне показалось, что здесь склон был слегка выше, чем раньше. Тогда я сделал шаг в противоположную сторону, чуть ниже по склону. Странно, но иногда ты чувствуешь с закрытыми глазами такие вещи, которые никогда не почувствовал бы, будь твои глаза открыты.
Дрель уже достаточно охладилась, и я продолжил свое наступление на стену. Для этого я собрал все свои силы. Работая, я все думал о том утре тридцать лет назад, когда я потерялся в холмах Колорадо.
У меня заняло в два раза больше времени добраться до нашего лагеря, и возвратился я не прямой дорогой, а подошел к лагерю с совсем противоположной стороны. Здесь я увидел огороженный загон для лошадей, который не заметил накануне вечером. По нему ходила пара искусанных мухами лошадей, которые пощипывали растущую в изобилии траву.
Большой мальчик, лет тринадцати, с выгоревшими волосами и веснушчатым лицом увидел, как я выхожу из леса. Он показал пальцем на ограду и засмеялся тем смехом, которым смеются все подобные молодые бычки. Он был старше и больше меня, поэтому я хотел избежать стычки. Кроме того, я умирал от жажды и должен был поскорее сообщить дедушке, что со мною все в порядке. И тем не менее я посмотрел в направлении, в котором указывал палец мальчишки.
На верхушке оградного столба что-то шевелилось. Я подошел ближе и увидел, что маленький негодяй положил на него черепаху. Он сделал это таким образом, что панцирь черепахи лежал на макушке столба, а голова, лапы и хвост болтались в воздухе. Конечности черепахи отчаянно шевелились в надежде опереться на что-то твердое. Было очевидно, что поганец хотел, чтобы черепаха так и подохла – или от жажды, или от изнеможения. А возможно, он хотел, чтобы она сварилась заживо на жаре в своем панцире. Но его это мало волновало, он считал, что шутка просто великолепна. Продолжая скалиться, пацан указал на линию столбов, на которых располагались еще с десяток уже дохлых черепах. Они походили на какие-то спортивные кубки.
– И что же ты сделал? – спросила Калли.
Тем утром в Колорадо, после того как большой мальчишка с выгоревшими волосами показал мне свое черепашье кладбище, я достал из кармана свой серебряный доллар и подбросил его в воздух. Он взлетел футов на двадцать, прежде чем начал падать вниз. Когда этот черепаший убийца поднял голову, чтобы поймать мою монету, я изо всех сил ударил его кулаком в челюсть так, как меня учил дедушка, вложив в удар все свои силы. Бычок и серебряный доллар коснулись земли одновременно. Я спас живую черепаху, снял мертвых с их столбов и оставил большого мальчишку с выгоревшими на солнце волосами лежать, в то время как его ноги шевелились совсем как у черепахи на столбе.
– Он умер? – задала Калли свой следующий вопрос.
– От удара худенького десятилетнего мальчугана? Конечно нет. Я не прошел и двадцати ярдов, когда кусок камня просвистел у меня около уха. Этот сукин сын попытался убить меня!
– И что же ты сделал?
– Помчался как заяц!
Калли рассмеялась:
– Ты решил рискнуть жизнью ради черепахи.
– Наверное, ты права. – Я тоже рассмеялся.
– Это очень благородно с твоей стороны.
– Ага.
– Донован Крид, черепашка-ниндзя.
Сверло прошло сквозь стену, и в ней образовалась вторая дыра на расстоянии примерно дюйма от первой.
Я достал из мешка кувалду и долото и стал колотить в стену. Долото проломило перегородку между дырками, и в это отверстие я смог просунуть два пальца.
Я приложил рот к новому отверстию и сказал в него:
– Элисон, это я, Донован Крид. Я знаю, что тебе сказали, что я умер, но я все еще жив и хочу вытащить тебя оттуда. Со мной мой друг. Ее зовут Калли Карпентер, и она поможет мне спасти тебя.
– М-м-м-м… м-м-м-м, – промычала Элисон.
– Побереги силы, – посоветовал я ей.
– Сколько еще? – спросила Калли.
– Максимум минут пятнадцать, – ответил я ей.
– Это как?
– Стена становится все податливее, – объяснил я.
Я взял пилу по бетону и начал пилить вертикальный разрез начиная от самого центра отверстия. Когда он достиг двухфутовой длины, я обернулся к Калли и сказал:
