— Десять лет тому назад я была в школе.
— А пять лет тому назад?
Она начала. Поощряемая Ником, Кей говорила о работе в армии в Сент-Луисе и Атланте и о том, как она была взволнованна, когда ей с Керли было поручено учредить сан-францисский корпус № 1. Нахмурившись, она призналась, что ужасно обеспокоена. Она сказала Нику о все приближающемся крайнем сроке, который наступит в мае.
Она не заметила некоторого смущения Ника, когда она стала развивать эту тему, подробно обрисовав дилемму
Не заметила она и облегчения Ника, когда наконец тема была исчерпана. Возвращаясь в прошлое, она на более веселой ноте говорила о своем беззаботном детстве. Она рассказала Нику, что семья Монтгомери никогда не была богатой, но что их дом всегда был полон любви и смеха. Она с гордостью и теплотой говорила о двух замечательных людях, ее родителях. Самые добрые, самые любящие люди на земле. От них она переняла ценности и правила, которым следовала в своей жизни.
Наконец Кей замолчала. Устремив взгляд на неугомонный океан, она вглядывалась в волны поверх линии прибоя. Улыбнувшись и продолжая всматриваться в волны, она рассказывала:
— Мать так любила отца, что подталкивала нас, детишек, к двери встречать его, когда он приходил домой.
— Так оно и должно быть. — Голос Ника звучал низко, мягко.
Кей резко повернула голову. Ей почудился мимолетный отблеск странно задумчивого выражения на его смуглом красивом лице. Это выражение сразу пропало, как только он почувствовал на себе ее взгляд. Он повернул к ней голову и улыбнулся.
— Теперь ваша очередь. Расскажите мне о себе, — попросила она, думая о том, какой он привлекательный, когда солнце вот так освещает его загорелое лицо и темные волосы, взъерошенные ветром, в голубой рубашке, обтянувшей широкие плечи. Она представила его себе в возрасте Джоя. — Вы, должно быть, были красивым маленьким мальчиком.
Он одарил ее широкой улыбкой:
— А вы сомневаетесь в этом?
Кей засмеялась и покачала головой:
— Ваша мать вас ужасно избаловала,
— Естественно. — Неожиданно Ник сгреб вазу с розой и передвинул ее на край одеяла. Кей озадаченно посмотрела на него. Он прибавил: — А вы стали бы?
И прежде чем она успела ответить, с быстротой, заставшей ее врасплох, он растянулся на спине, положив голову прямо Кей на колени. Закинув ей руку за спину, он обхватил ее, слегка прижав, а затем, глядя на нее снизу вверх, снова спросил:
— А вы стали бы?
— Стала бы — что? — Кей была настолько шокирована и смущена тем, что его голова оказалась у нее на коленях, что забыла, о чем они говорили.
Ник ухмыльнулся и провел длинным указательным пальцем сверху вниз по середине ее спины, что заставило Кей непроизвольно вздрогнуть и выпрямиться.
— Баловать меня. Я спросил, стали бы вы баловать меня, когда я был очаровательным малышом?
— Встаньте, Мак-Кейб, — сказала Кей, но не очень настойчиво.
— Побалуйте меня немного, Кей. — Он взял ее ладонь и положил ее себе на темные волнистые волосы. — Погладьте меня по голове. Это мне нравилось больше всего, когда я был ребенком.
Кей возвела глаза к небу и тихо засмеялась. Она обвинила его в том, что он по-прежнему избалован. Однако осторожно запустила пальцы в шелковистые черные пряди, так красиво падающие на загорелый лоб. Она начала поглаживать голову Ника так нежно и успокаивающе, что он громко застонал от удовольствия.
Массируя его виски, Кей попыталась узнать побольше о Нике. Она надеялась услышать рассказ о его семье, о его детстве. Он умело ускользал от ее вопросов, отвечая шутливо и уклончиво, переводя беседу на другие предметы.
Это еще больше разжигало ее любопытство. У нее возникло стойкое ощущение, что он не хочет говорить о родителях или о своей юности. Она спрашивала себя: почему? Она считала само собой разумеющимся, что Ник происходил из хорошей семьи, несмотря на то что был владельцем салуна.
По всем внешним признакам он вел жизнь привилегированного класса. Его манера держать себя отличалась горделивостью и благородством, он был превосходно воспитан. Он был умным, хорошо осведомленным, всегда безупречно одетым и подтянутым.
Какого мнения, думала она, были его родители о менее чем приемлемом занятии их сына? Болело ли у них сердце о его вопиющем пренебрежении к светским условностям? Быть может, выбор его занятия заставил семью подвергнуть его остракизму? Или, быть может, они смотрели сквозь пальцы на его греховный образ жизни? Наверняка его мать была разочарована и пребывала в постоянной тревоге, оттого что ее красивый сын избрал дикую, опасную жизнь в Барбари-Коуст.
— Мак-Кейб, — как бы невзначай спросила Кей, запуская тонкие пальцы в темные густые пряди, — ваша мать, должно быть, очень беспокоится о вас?
— Я большой мальчик, Кей, — прозвучал бодрый уклончивый ответ Ника. — А вы большая девочка. Сколько вам лет?
Кей посмотрела сверху вниз в эти сверкающие серебристо-серые глаза и спросила с застенчивой улыбкой:
— Вы умеете хранить секреты?
— Конечно.
— Ну, и я тоже.
Ник хохотнул. Ему понравился ее ответ. Это был хороший знак. Она вела себя как женщина. Пора ей и выглядеть как женщине. Он небрежно поднял руку и дернул за ленту шляпки. Бант под подбородком Кей ослаб.
— Что вы делаете? — строго спросила Кей, шлепая его по руке.
— Снимаю с вас шляпку, — сказал он, запустив палец в ослабленный узел и развязывая ленты. — Ничего страшного, — тихо проговорил он, глядя ей в глаза.
— Ну же, Мак-Кейб, я ведь говорила вам… Веснушки. Как будто не слыша ее, Ник стащил шляпку с ее головы и бросил ее на песок. Потом он быстро вытащил шпильки из узла волос у нее на затылке. Грива огненно-рыжих волос рассыпалась у нее по плечам.
— Ну вот, — сказал он, — теперь вы похожи на женщину.
— Мак-Кейб! Отдайте мне шпильки!
— Красивую женщину, — добавил он, заметив, как вспыхнули ее бледные щеки.
Он вдруг понял — почти с удивлением, — что сказанное им было правдой. Капитан Кей была довольно красивой, хотя делала все, чтобы скрыть это. Плавные женственные изгибы ее тела были всегда спрятаны под синей армейской униформой. А роскошные волосы были уложены в строгий узел, скрывающийся под шляпкой.
Она была несомненно красива в этот момент, когда мягкая ткань белой блузки от ветра облепила ее округлые груди и концы ее роскошных рыжих волос разметались по лицу. Ее неприкрытая шея казалась такой хрупкой и прелестной — просто само совершенство! Изумительные глаза были голубыми, как небо над головой, а не накрашенные губы выглядели невероятно соблазнительными.
— Мак-Кейб, вы слышали меня? — Кей возвысила голос. — Я просила вас отдать мне шпильки.
— Разумеется. — Ник ухмыльнулся и засунул шпильки глубоко в карман хлопчатобумажных брюк. Потом закрыл глаза. — Позже. Мне нужно немного поспать.
