— Только не вздумайте паниковать: мы с вами всего-навсего находимся в другом мире.
— Как-как? В другом?.. — опешил Смеляков. Мэри произвела мысленный подсчет: это, выходит, был Смеляков-4. Она назвала его про себя Михалычем — для удобства. — Что за бред вы несете?.. — недоумевал он, все в том же ключе.
— Понимание непременно придет — со временем, — утешил его Жнец, — а пока отставьте здравый смысл в сторонку и просто напрягите воображение: оно у вас достаточно развито… — тут он слегка запнулся, помолчал и добавил: — …раз вы имеете дело с кино.
Мэри прекрасно понимала Жнеца: беднягу Михалыча не стоило так сразу оглоушивать известием о том, что, кроме всего прочего, он в данный момент имеет дело со своим двойником, немножко осведомленным о скрытых внутренних качествах оппонента. Она только задавалась вопросом — неужели этот продюсер был «захвачен» ею вместо Гения, то есть, если следовать терминологии, вместо Смелякова-2? Или Гений уже тоже где-то здесь? То есть их тогда будет трое?.. А со здешним, если он тут имеется, — четверо? И почему бы тогда ей в тот, самый первый переход не «прихватить» с собой Смелякова-1?.. «Нет уж, нет уж, — подумала она, — хватает и так…»
Странное занятие — отыскивать семена логики в проявлениях Хаоса. И все же, все же… В логике — в этом извечном оружии разума заключалось спасение. Хаос оставался лишь средством — могучей слепой стихией, и, как любую стихию, его только требовалось направить в нужное русло, нащупав верные рычаги… Конечно же, для поиска решения ей необходим был Гений: с ним они, что называется, сработались и понимали друг друга с полуслова. Остальные Смеляковы хоть и были, безусловно, ему сродни, но пока еще мало что смыслили в их общей проблеме — даже Жнец был не в курсе, что уж говорить о продюсере.
Вот она и определилась с желанием: ей требовалось заполучить назад Гения — где бы он сейчас ни находился, вытащить его к себе, пусть даже третьим Смеляковым в команду, естественно, не парализованным, а в рабочем состоянии — то бишь в ясном уме и в твердой памяти.
«Теперь можно и пораздражаться, — подумала Мэри, — более того — нужно». Она попыталась сосредоточиться: неприятные чувства хоть и поддаются воспроизведению намного легче, чем такие, как, скажем, любовь, но и их не всегда просто бывает вызвать силой.
В это время по левую руку за окном показалось море — нежнейшая предзакатная акварель — и затопило душу, вымыв оттуда зачатки раздражения и любых нечистот, как кофейную гущу со дна чашки.
Красота вытеснила Хаос из властного над ним сердца. Она способна была спасти мир.
Но не «злую волшебницу».
А на дороге впереди показалось заграждение — не обычный милицейский кордон, а кое-что посерьезнее: грузовики, выставленные поперек проезда, были подкреплены с двух сторон парой бронированных машин — что-то из здешнего арсенала техники, но очень смахивающих на БТРы. Людей видно не было, но вскоре они довольно убедительно заявили о своем присутствии: перед самым носом движущегося автомобиля асфальт прострочила очередь. Когда Фил уже дал по тормозам, усиленный мегафоном голос приказал остановиться и выходить из машины. Дождался выполнения и добавил — с поднятыми руками!
Мэри послушалась первой, больше всего испугавшись за Фила: судьбу не обманешь, тем паче чужую судьбу, но она это сделала, как знать, может быть — лишь временно?..
— Не верится, просто не верится!.. — высказался, покидая салон, Смеляков-4, однако не слишком громко — только для своих. И руки, хоть и неуверенно, но поднял.
— В забавные края нас занесло… — проворчал Фил, нехотя поднимая руки.
— Я это понял сразу, когда нас тут чуть не пристрелили, — сказал Жнец, следуя в отношении рук общему примеру. Потом добавил: — Переговоры беру на себя.
К этому моменту появились те, с кем их вести: из-за машин вышли несколько человек — судя по всему, военные — и направились к ним.
Мэри повела глазами окрест, подняла их к небу, опустила на пыльную дорогу — окружающий мир по-прежнему был безупречно красив. Тем не менее у обочины стал образовываться маленький смерчик. Тогда она спросила, почти не шевеля губами, просто в ожидании, как бы между прочим:
— Никого не раздражает ситуация?..
— Мэри, не надо, — процедил Жнец, косясь на как-то вдруг рывком подросшую пылевую воронку. — Бояться нам нечего, попробуем здесь кое-что выяснить. — Он так и остался после съемок в одежде военного покроя, потому, наверное, рассчитывал на взаимопонимание.
— Хорошо, как скажешь, — вздохнула Мэри, и с ее последней фразой хиленькая воздушная турбуленция разлохматилась, на глазах опадая.
— Не разговаривать! — шедший впереди молодой военный со светлыми, словно запыленными волосами остановился напротив Жнеца. — Кто такие? — строго спросил он.
— Приезжие из Москвы. Направляемся в город по делу.
Белобрысый перевел взгляд на машину:
— Значит, прямо из самой Москвы? — с насмешливым недоверием спросил он. — Вот на этом вот?
— Нет, сначала на поезде. Руки уже можно опустить?
Остальные солдаты встали чуть поодаль — не вмешиваясь, но с молчаливой угрозой держа приезжих на прицеле. Главный, пристально разглядев собеседника, недоверчиво скривил углы рта, но все же сказал:
— Можно, — и добавил: — Только осторожно. Документы какие-нибудь при вас имеются?
Жнец протянул ему заранее зажатую в пальцах карточку. Мэри сразу опознала в ней ту самую — сотрудника ФСК — и мысленно застонала, скрестив пальцы только что с облегчением опущенных рук: ну нельзя же так наглеть, в самом деле! В его мире сей документ был силен и непререкаем, а документы вообще обнаружили стойкую тенденцию к идентичности, но кто поручится за то, что и здесь, при столь явно иной политической обстановке, этот пластиковый жетон окажется действительным? Белобрысый внимательно его изучил, затем поднял глаза на остальную компанию:
— И ваши попрошу! А также попрошу сдать имеющееся оружие.
— Там указано, что я имею право на ношение, — заметил Жнец, кивнув на удостоверение.
— А я имею право на конфискацию, — произнес военный спокойно — еще бы, ведь дула шести автоматов были достаточно веским аргументом! И Жнец вынужден был это признать: пожав плечами, он отдал свой парализатор. Белобрысый оглядел его, хмыкнул и, сунув в карман, пошел собирать документы с остальных «задержанных». Именно так — арестованными они себя теперь и ощущали: что-что, а подобное начало никак нельзя было назвать удачным. У Мэри, кстати сказать, и вовсе не было с собой никакого удостоверения личности — впрочем, может, оно и к лучшему, памятуя об упорном внимании властей всех «параллелей» к ее персоне.
Отобрав документы у мужчин и получив от женщины лишь разведение рук, хозяин ситуации, подкрепленный войсками и БТРами, произнес:
— Так, а теперь пройдемте, — кивнув при этом в направлении скопления техники.
