– Мы уезжаем сегодня вечером, – сказал он.
Глава 24
Тусклый свет, падающий из открытой парадной двери богатого дома, едва освещал мокрые камни мостовой там, где двое явно кого-то поджидали. Вскоре из дверей дома вышел джентльмен и присоединился к ожидающим.
– В клубе Танбриджа нет, – сообщил Джонстон, останавливаясь рядом с Томасом Донном. – И я сомневаюсь, что он здесь появится. Уже почти три часа утра, Томас.
Томас молча кивнул и пошел прочь. Джонстон и Робби торопливо подстроились под его шаг.
– Это чистое сумасшествие, – произнес Робби. – Тан-бридж где-то залег и затаился, говорю тебе. Его не видели, с тех пор как ты и... С тех пор как ты вернулся две недели назад.
Томас остановился. Его лицо, почерневшее за последние дни, сейчас почти сливалось с чернотой ночи, и только глаза страшно сверкали. Джонстон непроизвольно попятился.
Сейчас Томас походил на зловещего вестника судьбы. Казалось, только одержимость поддерживает жизнь в его теле.
Одержимость эта имела только одну цель: защитить, закрыть собой леди Фиа Макфарлен от общественного порицания. С подачи Танбриджа общество осуждало ее поведение уже давно. И сейчас о ней ходили грязные, отвратительные слухи.
– Я уверен, Танбридж в городе, – сказал Томас. – Не думаю, что он распространяет эти грязные слухи издалека. Кто-то его здесь прикрывает, я обязательно узнаю кто. А потом найду и самого Танбриджа. – Голос Томаса звучал страшно тихо, будто вкрадчиво, но друзья его покрылись мурашками.
– Но, Томас, – начал увещевать его Джонстон, – даже если тебе удастся разыскать Танбриджа и он замолчит навсегда, мы оба с тобой прекрасно понимаем, будет уже поздно.
– Нет, – отрезал Томас, – не поздно. Особенно если удастся убедить Фиа... леди Фиа, чтобы она отказалась от своего необдуманного заявления, будто она бежала со мной по собственной воле.
Джонстон понял тщетность своих попыток.
– Я старался убедить ее, но она и видеть меня не хочет. По правде говоря, она вообще никого сейчас не принимает. Живет отшельницей, что, наоборот, только подогревает слухи. В свете поверили в ее историю. В ее историю, а не в твою, Томас. – Томас длинно выругался, но Джонстон упрямо продолжал: – Видишь ли, при ее репутации ее история выглядит гораздо более правдоподобно, чем твоя. Томас, в свете твердо верят, что она бежала с тобой сама, по своей воле. – Джонстон перевел взгляд на Робби, словно ища у того поддержки.
– Томас, ты должен признать, – подхватил Робби, – что женщина, которую похитили, вряд ли будет защищать своего похитителя.
– Мне плевать на это! Случилось то, что случилось. Я вызову на дуэль любого, кто станет это отрицать.
– Мы знаем, Томас, – вставил Робби. – Скольких ты уже вызывал на дуэль, с тех пор как вернулся? Пятерых? Шестерых? А дуэлей сколько у тебя было?
– Одна.
– Тебе повезло, что противники принесли извинения еще до того, как вы успели друг друга покалечить. Да, кстати, если ты забыл, дуэли запрещены законом. – Видя, что его слова не производят на Томаса абсолютно никакого впечатления, Робби в отчаянии проговорил: – Томас, ты играешь с огнем. Скоро кто-нибудь, более искусный во владении оружием, повторит то, что говорят все, и ты умрешь, умрешь понапрасну, только добавишь еще один слух к тем, что ходят о Фиа. Томас, своим поведением ты не помогаешь ей.
При этих словах Томас резко повернулся, его накидка всколыхнулась. Обменявшись взглядами, Джонстон и Робби поспешили следом и догнали его, когда он переходил улицу.
– Куда мы идем? – спросил Джонстон. Он едва узнавал Томаса, так сильно тот переменился. Лицо его застыло, словно было отлито из бронзы, и напоминало лицо воина-мученика в катакомбах Святого Петра. Голос Томаса стал резким.
– Мы идем в Гайд-парк, – объявил он. – Завтра ближе к утру у меня там встреча с неким капитаном Пьерпонтом. Мне вдруг захотелось увидеть это место на рассвете.
От дурного предчувствия у Джонстона по спине поползли мурашки, а внутри похолодело.
– Боже правый, Томас! Да ведь Пьерпонт один из самых метких стрелков!
– Я тоже стреляю неплохо.
– Это чистое самоубийство, – Робби покачал головой, – но, может быть, Томас этого и жаждет?
– Не похоже. Он слишком мужественный, чтобы искать собственную смерть, – ответил Джонстон. – Разумеется, я буду его секундантом.
Томас снова остановился. Гнев и злость, которые переполняли его последнее время, вдруг исчезли. Он выглядел совершенно опустошенным, как человек, который истратил больше, чем в состоянии заплатить.
– Я никогда не просил ни одного из вас об этой услуге и сейчас не стану. Робби, иди домой да прихвати с собой Джонстона. Я не хочу...
Томас почувствовал, как кто-то схватил его за плечо и развернул.
– О Боже, только не это, – пробормотал Джонстон.
Пип Лейтон отошел на некоторое расстояние от Томаса. На боку у него висела шпага, эфес которой он крепко сжимал в руке. Он бросал на Томаса гневные взгляды.
– Будьте осторожны, юноша, – предупредил Томас. – Так и погибнуть недолго.
Вместо ответа Пип приблизился к Томасу и изо всей силы ударил его по щеке.
– Это вам за то, что вы с ней сделали, негодяй!
На лице Томаса в месте удара появилось красное пятно, но он смотрел на юношу неподвижным взглядом.
– Идите домой, Пип.
В ответ Лейтон только скривил губы, демонстративно медленно вновь поднял руку и ударил Томаса по другой щеке. Голова Томаса качнулась, но он по-прежнему стоял неподвижно.
– Отправляйтесь домой, Пип. Я не буду драться с вами, мальчишка.
– Мальчишка? – воскликнул Пип, со свистом вынимая шпагу из ножен и приставляя ее конец к шее Томаса. – Я мальчишка? Пусть я лучше буду мальчишкой, чем человеком, который соблазнил леди Фиа и разрушил ее репутацию.
Глаза Томаса превратились в узкие щелочки, в них появился опасный блеск. Когда он заговорил, голос его звучал глухо и тихо.
– Вы не можете презирать меня больше, чем я презираю себя сам.
Позабыв о ненависти, Пип растерянно и с болью крикнул:
– Вы хоть знаете, что наделали? Как у вас все легко и просто! Да вы видели ее? Если бы вы видели ее сейчас, тогда бы вы, возможно, поняли, что вы наделали.
– А вы видели ее? – с надеждой в голосе спросил Томас.
– Да, видел. – В очередном приступе ненависти юноша заскрежетал зубами. – И разговаривал с ней, хотя это было равносильно разговору со стеной. В ней нет жизни, глаза ее потухли, не осталось ничего, она опустошена. Вы уничтожили ее. – Томас придвинулся к юноше. Кончик шпаги Лейтона уперся Томасу в грудь. – А сейчас я уничтожу вас.