В Управлении Виктора поджидал Устинов.
— Тебе тут уже несколько раз звонил твой подшефный, Авдеев, шофер. Помнишь? Еще будет звонить.
— A-а, Паша? Ну как же!
И в тот же момент, словно только и дожидаясь, когда о нем вспомнят, зазвонил телефон.
— Хорошо,— сказал Виктор в трубку.— Жду вас. Пропуска внизу будут.
Пашка и Галя пришли, наверное, через час после звонка. Они сели рядышком на диван, а Виктор верхом на стуле перед ними. Устинов остался за своим столом, обложив себя бумагами.
— Значит, так,— солидно начал Пашка.— Вот Галя хочет тебе кое-какие вещи отдать. Не ее это вещи.— И он многозначительно добавил: — Его.
— Ну что ж,— сказал Виктор.— Примем. По акту, конечно. Где они?
— Часть здесь.— Пашка указал на чемоданчик в руках у Гали.— Это то, что он дарил ей. А большая часть в другом месте. Галя знает где. Прятал он их там, у од ной бабки.
— Выходит, за ними поехать надо?
— А как же! И лучше не нам одним, а с тобой.
— Куда же ехать?
— Да к этой бабке. Станция километров шестьдесят от Москвы. По дороге к нему,— добавил Пашка все тем же многозначительным тоном и назвал станцию.
— Какая, какая? — насторожился Виктор.
Пашка повторил.
Виктор ошалело посмотрел на Устинова: это была та самая станция, где опустили письмо Генки Фирсова.
Машина мчалась по заснеженному, пустынному шоссе. Позади остались шумные московские пригороды, вереница нетерпеливо рокочущих машин у переезда, высокие виадуки, под которыми мелькали то другие дороги, то хитросплетение рельсов и молчаливые стада железнодорожных вагонов, то какие-то запорошенные снегом балки.
Виктор, сидевший рядом с шофером, обернулся назад, где разместились Галя, Паша и Устинов.
— Я думаю, в отделение сначала заедем,— сказал ©н, обращаясь к Устинову.— Обстановку уточним.
— Ясное дело,— согласился тот.— Надо и еще кое-что уточнить.
— А чего еще? — поинтересовался Пашка.
Виктор переглянулся с Устиновым и сказал:
— Видишь ли, какое дело. Пропал один парень. Есть основание предполагать, что он в том месте находится, куда мы едем.
При этих словах Галя, до того задумчиво смотревшая в окно, вдруг насторожилась.
— Вы чего, Галя? — спросил Виктор.
— Так...— помедлив, ответила она.— Вспомнила... Когда он последний раз туда ездил, меня с собой почему-то не позвал. А раньше всегда звал.
— Вы там часто бывали? — спросил Виктор.
— Я... боялась туда ездить.
— Но старуху эту хорошо запомнили?
— Хорошо. И дом, где она живет, тоже.
— А кто там еще живет?
— Муж. Но он больной совсем. И потом племянник к ним заходит. Я его как раз тогда видела.
— Как его зовут?
— Не пом<ню... Николай... Нет, Федор... В общем, не помню.
— Федор...— задумчиво повторил Виктор.— Федька...
Все снова замолчали.
Лес кончился. Вдоль шоссе потянулась узкая щетинистая стена кустарника, за ней — деревни, и снова — окутанные волнистой снежной пеленой поля.
Наконец на каком-то перекрестке свернули в сторону. Дорога пошла похуже, временами машину сильно встряхивало.
Спустя несколько минут въехали в большой пристанционный поселок и, проплутав по улицам, остановились возле одноэтажного каменного здания с красно-синей дощечкой у крыльца: «Милиция».
— Лучше всего подождите нас в машине,— сказал Виктор Пашке и Гале.— А то встречи нежелательны, но возможны. Ладно? Мы скоро.
С местными работниками совещались действительно недолго. Прикинули и так и эдак и, наконец, сошлись на одном: к Прохоровой официально идти нельзя, старуха хитрущая и жадная, ничего не отдаст и ничем не поможет. Тут надо действовать тоже с хитростью.
Насчет Гены Фирсова здесь никто ничего не знал. Не появлялся в поселке чужой парень из Москвы.
— Уж я бы, товарищи, сигнал получил,— уверенно заявил молоденький сержант — участковый уполномоченный в новой щеголеватой форме.
— Ладно,— вмешался Виктор.— Теперь вот что. Из вашего поселка пришло письмо...
Конверт разглядывали долго и придирчиво. Наконец пожилой капитан, начальник паспортного стола, задумчиво произнес:
— Почерк какой-то такой... Вроде мне где-то попадался.
— Наши эксперты дали заключение,— сказал Виктор.— Писал кто-то пожилой, малограмотный, скорее всего женщина.
— Гм...— капитан задумчиво почесал за ухом, потом тяжело поднялся со стула.— Одну минутку. Я сейчас.
Он вышел из комнаты.
Ждать, однако, пришлось не меньше часа.
— Колдует в своих бумагах,— сообщил сержант, посланный на разведку.— Память у него насчет почерков — это что-то невероятное!
— Профессиональная память,— уважительно заметил Устинов.
За это время Виктор успел сходить в закусочную на противоположной стороне улицы и принести бутерброды и пирожки с повидлом, часть из них он по дороге отдал Гале и Пашке, угостил и шофера.
Вернувшись в кабинет начальника розыска, который они временно оккупировали, он нетерпеливо спросил:
— Ну что?
Устинов только махнул рукой.
Все принялись за еду, подтрунивая над начальником паспортного стола.
Капитан вошел в самый неожиданный момент, и один из сотрудников умолк на полуслове. Подойдя к столу, за которым все сидели, он сказал:
— Дайте-ка письмо.
Затем жестом фокусника вынул из верхнего кармана кителя и, развернув, положил на стол, рядом с письмом, листок, вырванный из ученической тетради.
— Прошу.
То было заявление с просьбой прописать временных жильцов на летний сезон.
— Заявление написано соседкой,— пояснил капитан,— по просьбе заявительницы. Но подпись! Прошу сравнить с адресом на конверте.
— Прохорова! — воскликнул Виктор и с восхищением посмотрел на начальника паспортного стола.— Ну, капитан, век вас не забуду!
Через полчаса Виктор и Галя подошли к домику на самой окраине поселка, где жила Пелагея Степановна Прохорова.
Домик стоял сразу за невысоким палисадником и по самые оконца был завален снегом, из которого торчали лишь черные прутики кустов. За домом темнел длинный сарай, и перед ним собачья будка, видимо, пустая — вокруг нее нетронуто лежал снег. Окна домика были плотно занавешены, из трубы слабо вился дымок.
Виктор и Галя остановились перед калиткой.
— Ну, Галочка, смелее,— сказал Виктор.
