по духовной и художественной культуре общества, которое превращается в покорное стадо, которым, правда, легко управлять. Можно сказать, что происходит возвращение к первобытному образованию, которое жило под знаком коллектива, а личность не поднялась над ним и не осознала границ, которые отделяют ее от него.
Бердяев полагал, что расовая (нацистская) теория с христианской и просто с человеческой точек зрения гораздо хуже, чем классовая теория, в ней дегуманизация гораздо глубже. В классовой теории марксизма человек из обреченных на гибель буржуазных классов может все-таки спастись через изменение сознания, он может усваивать марксистскую идеологию, стать коммунистом или даже народным комиссаром. В расовой теории спасения нет. Если ты еврей или негр, то никакое изменение сознания, никакие верования и убеждения тебя не спасут, ты погиб. Если еврей становится христианином, то это его не спасет. И если он становится национал-социалистом, не спасет. Истинным германским «арийцем» также нельзя сделаться, как нельзя сделаться евреем, им можно только родиться. Фатум крови довлеет над человеком. Это есть абсолютный детерминизм и фанатизм[98].
С этим можно согласиться лишь отчасти. Действительно, в коммунистическом СССР некоторые представители дворянства, купечества и деловых кругов путем обмана или рабского приспособления и даже предательства, после многих проверок и покаяний могли уцелеть, а отдельные даже допускались в правящую номенклатуру. Но это были только исключения, которым никто не мог гарантировать безопасность точно также, как и представителям самых что ни на есть трудящихся классов. Не будем забывать, что в СССР репрессии против своего народа были намного более масштабными и жестокими, чем в гитлеровской Германии.
Взор апокалиптика, иудейского или христианского, созерцающего сверхдальние миры и мыслящего сверхглобальными категориями, тем не менее не замутнен ими. Апокалиптик тверд, спокоен и уверен, он неподвластен никаким сомнениям и колебаниям, поскольку убежден в божественном промысле, который правит историей. А в ней практически не остается места для свободной личности, которая без остатка подчинена высшей воле; отсюда и та легкость, с которой расправляются с людьми. Божество, конечно, не идентифицируется с ними, на то оно и божество, тем более что в конце времен обещает им вечное блаженство.
Взор коммунистического апокалиптика тоже ясен и лучезарен, он тоже не подвержен сомнениям. Непоколебимы его последователи, особенно из числа бедных и необеспеченных слоев населения, которым мысль о будущем процветании всегда согревала их незатейливые и доверчивые сердца.
Автору (авторам) Апокалипсиса история представляется как процесс, ведущий к строго определенной цели на самом краю исторического горизонта. Все, что происходит в рамках этого процесса, имманентно по отношению к нему. Впрочем, говорить здесь о горизонте не следовало бы, поскольку горизонт, как известно, все время отступает, если пытаться приблизиться к нему. Апокалиптический же (равно как и коммунистический) не отодвигается от путника, вот только когда он придет к нему, неизвестно. Но это не смущает путника-апокалиптика, для которого хилиазмическая потребность является настолько определяющей, что вытесняет и подавляет все остальные, но обеспечивает ему ценность восприятия жизни. Он теряет ощущение времени, оно становится для него незначащим, и он весь отдается вечности. Поэтому такой спутник является мифологом-творцом и потребителем мифов — ведь миф всегда (или почти всегда) уходит в вечность. Однако если время для него ничто, то он не движется, а топчется на месте.
Хилиазм как тысячелетнее царство с торжеством всеобщего благоденствия по окончании времен представляет собой сугубо мифологическую категорию — апокалиптическую или коммунистическую. Хилиазм не может быть устранен не из христианской апокалиптики, не из коммунистических учений, и в их рамках он выступает как форма абсолютного восприятия истории и ее единственный ориентир. Все человечество должно двигаться к нему, и только к нему. Вот почему есть все основания рассматривать коммунистическое учение как чрезвычайно завуалированную разновидность религии, но именно по этой причине коммунизм резко враждебен к религии: ведь ему очень хочется отмежеваться от нее, тем самым доказывая свою реалистичность.
Хотя мессия в Апокалипсисе уже не призывается, он все-таки оказывается в центре идей и событий Откровения. Надо сказать, что и в дохристианской иудейской апокалиптике он тоже появлялся, но в иудаизме он не мог занять того места, которое впоследствии в христианстве им было получено. В различных апокалиптических иудейских представлениях он выступал иногда в качестве коллективного образа, человека, царя или героя. Он активно помогает своему народу, освобождает его и карает его врагов, утверждает могущественное царство с Иерусалимом в качестве столицы, даже присутствует при воскрешении из мертвых и на Страшном суде соединяет с Богом. Как мы видим, иудейский мессия творит и земные, и божественные дела, христианский же в Апокалипсисе занят практически только вторыми. В этой книге, если не принимать во внимание послания семи церквам, он целиком погружен в неземные заботы, созидая новые миры, в которых не будет места болезням, страданиям и смерти, хотя именно они, по Апокалипсису, являются непременным условием наступления царства божьего. Коммунистическое учение тоже призывало к лишениям и страданиям ради светлого будущего.
В коммунизме мессия тоже имеется. Обычно считают, что им был назначен пролетариат, которому, кстати, отнюдь не стала принадлежать государственная власть после октябрьского переворота. Подлинным мессией в коммунизме, точнее — отцом-мессией, был Маркс, а в России сыном-мессией — Ленин.
Нельзя не обратить внимание на то, что христианство в Иудее и других средиземноморских странах, коммунизм в России и нацизм в Германии развивались и укреплялись в довольно сходных обстоятельствах политической нестабильности и острых социальных конфликтов, особенно болезненных для низших классов. Хотя, конечно, христианство развивалось медленнее, медленнее завоевывало руководящие политические и идеологические позиции, что, наверное, для тех лет неудивительно. Но сходство этим не исчерпывается.
Коммунизм в России и нацизм в Германии смогли добиться того, что их политические режимы, партии и правительства полностью отождествлялись населением с Родиной, соответственно с Россией (СССР) и Германией. Человек, несогласный с режимом и критиковавший его, автоматически всегда расценивался как враг Родины и неизменно оказывался вне жизни. Такой же порядок стремился установить и Апокалипсис: каждый, кто выступал против его идеологии, рисковал тем, что Бог отнимет у него «участие в книге жизни». Эта крайняя нетерпимость христианства к любым другим религиозным идеологиям тогда, в римском обществе, и позже вызывала неизменное осуждение всех свободомыслящих людей.
Очень роднит Апокалипсис с коммунизмом и нацизмом фигура мессии, но именно в ее апокалиптическом обличье — грозного и жестокого владыки, который не остановится перед массовыми жертвами. Такие мессии — носители того типа характера, который принято называть даже не авторитарным, а тираническим, который постоянно проявляет стремление к власти и подавлению других. Люди с подобным характером очень страдают, если
