я.
Спот выложил в котелок бобы, дал мне большую ложку и отправился в лес. Приближалось утро, и тьма понемногу отступала. Свет просачивался ближе к подножию деревьев. В одном месте он казался золотым и немного подрагивал. Я смотрел на это странное явление, когда подошел Коротыш.
– Еще бобы есть? – спросил он.
– Нет, – ответил я. – Надо спросить у Спота, он скоро вернется. Отлучился в туалет.
– А Юстас где? – спросил Коротыш.
– Спот говорит, он раздобыл где-то бутылку. И видел, как под утро он ушел дальше в лес.
– Проклятье. Не иначе в городе купил. То-то мне показалось, что вчера вечером от него попахивало. Значит, успел пригубить, ночью проснулся и добавил, а потом решил уйти и прикончить бутылку. Это, друг мой, нехорошо. Но я с ним разберусь… А тебе, Джек, скажу и повторять не буду. Насчет того, что я говорил про настоящую любовь. Возможно, я ошибся. Я видел, как ты смотришь на Джимми Сью и как она на тебя – и должен признать, это не просто похоть.
– Надеюсь, мы поженимся, – сказал я.
– Не стоит так забегать вперед, но желаю удачи и процветания. Даже если, когда все закончится, мы с Юстасом получим все твои земли.
Коротыш с улыбкой протянул мне руку, и мы обменялись рукопожатием.
– Удачи тебе, Джек.
– Спасибо, – ответил я. – Зная, как ты относишься к любви и замужеству, полагаю, ты не шутишь.
– Прямо сейчас не шучу, – сказал он, все еще сжимая мою руку. – Как будет завтра, посмотрим.
Он выпустил мою руку.
– Не хочу испортить счастливый момент, но мне нужно пойти отлить, – сказал я. – Последишь за бобами?
– Влюблен, но расчетлив, – сказал Коротыш.
Я отдал ему ложку.
Подобно мотыльку, я устремился туда, где свет сиял особенно ярко. И забрался довольно далеко в лес, поскольку надумал не только отлить. С предосторожностями, чтобы не уронить в грязь револьвер, я спустил штаны, облокотился на дерево и облегчился. После подтерся листьями, проследив, чтобы не подвернулся ядовитый плющ.
Закончив свои дела, я натянул штаны и обернулся в направлении утренних лучей. Замеченное мной раньше сияние не угасло. Хотя утро понемногу разгоралось, оно так и висело между деревьями. Я двинулся в ту сторону, принюхиваясь, поскольку мне почудился запах дыма. И еще я различил как будто чей-то плач. Вытащив револьвер, я ступал осторожно по оленьей тропе, чтобы как можно меньше шуметь. Свет, на который я шел, становился все ярче. Запах дыма загустел, и тонкие дымные змейки уже плавали в воздухе. Теперь я сообразил, что вместо утренних лучей я заметил свет от большого костра. Плач все не унимался. Моя рука с револьвером дрожала. Я уже слышал голоса, смех и какое-то фырканье.
Пригнувшись пониже, я пробирался вперед, пока голоса не стали яснее и я не смог видеть языки костра, пусть пока только пламя. Оно поднималось над покрытым кустарником пригорком, резко уходящим вниз. Я прополз сквозь кустарник, раздвинул ветки и осторожно выглянул.
(20)
Внизу подо мной на поляне пылал огромный костер. Пламя лизало бревна, которые большей частью уже прогорели и обвалились, обратившись в угли и пепел. Рассвет разгорался все сильнее, и я мог видеть открывшуюся мне картину во всех подробностях, правда, в розовых отблесках от костра и восходящего солнца. Они заставляли росу на кустах сверкать, как крошечные бриллианты.
Посреди расчищенного от деревьев обширного пространства находилась небольшая хижина. По виду еще более топорная, чем та фактория. Крыша была плоской и без дымохода, правда, сбоку торчала изогнутая железная труба, из которой валил черный, маслянистого вида дым. Видно, от кухонного очага, а костер снаружи был просто местом для сборища. Учитывая погоду, вечер у них выдался жарким.
Куда более странным выглядел привязанный за заднюю ногу черный медведь. Другой конец толстой веревки футов двадцать длиной был обвязан вокруг дерева, с расчетом чтобы не доставать до костра или хижины. Медведь лежал неподвижно, время от времени фыркая.
Подальше за хижиной располагался сколоченный из бревен загон для лошадей. Я пересчитал их – всего двенадцать. Разумеется, это не означало, что в компании было двенадцать человек, поскольку там могли быть и запасные лошади, но могло быть и больше, если, к примеру, кто-то ехал по двое, не говоря о брошенной неподалеку пустой повозке. Вбок от хижины отходила узкая грязная дорога, загибаясь вокруг дальше на просеку. Несомненно, это была свежая дорога для вывоза леса. Я мог бы поручиться, что еще месяц назад там была просто звериная тропа, теперь же дорога шириной с повозку уводила в дали, где, похоже, прошлась коса самого Сатаны.
Однако все мое внимание привлекла совсем иная картина. Поблизости от костра, чуть дальше, чем медведь мог бы дотянуться на своей веревке, Беспощадный и Ниггер Пит удерживали на земле Спота. Одежду с него сорвали и тыкали в грудь горящей веткой. Ветку Беспощадный как раз держал в руке. Он жевал табак и говорил что-то Споту, но слов я не мог разобрать. Время от времени он сплевывал табачную струю на Спота. Тот был совсем беспомощным, ведь Беспощадный сидел на его ногах, а Ниггер Пит удерживал руки, пристроив голову себе на колено.
Там внизу были и другие люди – они подходили поглядеть на Спота, а потом отходили в сторону. Похоже было, им попалось нечто любопытное, вроде застрявшей в банке с медом мухи, но зрелище скоро им надоело. Они бродили по поляне, сплевывая и отхлебывая из кувшинов, и отходили помочиться на стенку хижины. Один тощий малый, без рубашки и в комбинезоне с лямкой через одно плечо, стоял неподалеку от медведя. Его нос, казалось, был позаимствован у человека куда более внушительных габаритов, а сам он, насколько я мог судить, был единственным, кто не имел при себе оружия. Он лепил из комьев грязи шары и швырял их в зверя. После первого шара медведь поднялся, замахал лапами и зарычал. Человек рассмеялся и бросил следующий.
И в этот самый момент Спот, рот которого разрывался от крика, взглянул наверх, как раз в мою сторону. Вот только не берусь утверждать, разглядел он меня или нет – правда, на миг его глаза расширились, словно он увидел мое лицо в обрамлении кустов, и выражение его лица смягчилось, точно он решил, что я явился к нему на помощь. Он мог бы крикнуть, подзывая меня, но не стал. Не знаю, в чем была причина: толи мне просто показалось, что он меня увидел, или же он проявил мужество, не желая, чтобы и меня схватили, а, может быть, просто не осталось сил, чтобы крикнуть. Зато я уверен в другом. Если он решил, что я оказался там, чтобы помочь, он ошибался. О, я очень
