мрачным и давно не ремонтированным. Дом выглядел заброшенным и, почему-то, располагался не в центре Альмейна, а в довольно скромном ремесленном квартале. На фоне невысоких домиков горожан оно смотрелось массивной серой глыбой с двумя неуклюжими колоннами на входе. Конечно, его изо всех сил постарались привести в порядок: протопили, отмыли окна, смели паутинку и даже кое-где обновили побелку. Я, по требованию барона, отправляла сюда на помощь несколько человек из нашей деревни: для мытья зала и другой работы.
Однако, честно говоря, все эти попытки украсить зал и сделать уютнее не достигли цели. Длинная и относительно узкая, довольно мрачная комната с запотевшими от тепла окнами и ветхими шторами. Вдоль стен — разномастные стулья и даже несколько вполне обычных деревянных лавок. В дальней части от входа, поперек комнаты стоял накрытый белоснежной скатертью стол, уставленный всевозможными праздничыми блюдами.
Гости, особенно мужчины, с умилением посматривали на суетящуюся у стола прислугу и принюхивались к запаху жареного мяса.
Гостей в холле встречали не слишком расторопные лакеи, по случаю большого праздника одетые в слежавшиеся ливреи в цветах своих хозяев.
Когда очередная семья входила в зал, раздавался громогласный голос, называющий фамилию посетителя и перечисляющий не только титулы пришедшего, но и всех сопровождающих: жену, сыновей и дочерей. Громкий отчктливый голос принадлежал сухонькому и кривоногому старичку-мажордому и никак не вязался с его внешностью. Но фамилии гостей он произносил достаточно внятно и правильно.
Высокородного гостя Освальда фон Ваермана я уже видела дважды, но, увы, оба раза со спины. Первый раз на рождественской службе в храме, где теснота была такая, что яблоку негде было упасть. А второй раз имела честь наблюдать высокого гостя, окруженного собравшимися из соседних городков дворянами на богато убранных конях. Гость сидел в роскошных санях, закутанный в огромную шубу. Только эту шубу я и успела разглядеть.
Это случилось, когда мы с бароном и свекровью наносили визит вежливости баронессе Штольгер. Мадам Розалинда встала прямо у нашей повозки, откуда мы только что сошли, и отказалась двигаться, пока кортеж не исчез в переулке.
В этот раз во время визита хозяйка дома вела себя гораздо вежливее и почти не пыталась зацепить меня или госпожу Розалинду, так как к гостям вышел сам барон. К моему удивлению, я поняла, что хозяин дома рад видеть моего свекра. Они вполне душевно и тепло беседовали за столом, неторопливо попивая гипокрас.
Обе баронессы тихо и мирно обсуждали хозяйственные проблемы и немножко сплетничали о приезжем графе.
Дочь баронессы откровенно скучала, старательно не замечая меня. Баронесса Штольгер, как уже имевшая честь видеть и самого гостя, и его сопровождающих, восторженно рассказывала:
— Ах, дорогая госпожа Розалинда, какой удивительно милый и деликатный мужчина, этот самый граф. И он так смотрел на мою девочку… Конечно, я понимаю, что он избалован вниманием столичных дам, но кто знает, кто знает… Кроме того, в его свите есть еще и секретарь, пусть не такой и молоденький, зато очень солидный. Слуги говорили, что он вдовец и весьма состоятельный. Ну и личная охрана графа – весьма достойные молодые люди.
Один из них, тот, который самый главный капитан Лейниц – ХОЛОСТЯК!
— Да, милая баронесса Штольгер, – понимающе кивала моя свекровь, – иметь незамужнюю дочь в наше время – большая обуза. Бог даст, на балу ваша девочка найдет себе достойного жениха, – сказано это было с некоторой долей ехидства.
Я слегка откашлялась, привлекая внимание госпожи Розалинды, и она, спохватившись, любезно добавила:
— Дело молодое, а вашей Риане пора уже собственное гнездо вить. Эвон, какая красавица выросла, дай Бог ей здоровья.
С этим утверждением баронесса Штольгер спорить не стала, пробормотав ответную любезность о том, какой замечательный сын вырос у моей свекрови.
В общем и целом визиты прошли достаточно спокойно. Свекор тихо радовался, что я не позволила завязывать ему оба глаза. Хотя изначально госпожа Розалинда пыталась поскандалить на эту тему, утверждая, что муж ее выглядит слишком уродливо и позорит своим видом семью. Пришлось напомнить ей о том, что она поклялась вести себя достойно.
Свекра вела я сама, лично, вежливо поддерживая под локоть, поэтому все визиты обошлись без эксцессов. Он ни разу не упал и даже не споткнулся. Постепенно баронесса успокоилась, а домой вернулась в прекрасном расположении духа.
И вот теперь — бал в ратуше!
***
Большую часть людей, собирающихся в зале, я никогда не видела прежде. Зато, к моему удивлению, свекра не только многие знали и спешили поздороваться, но и вели себя чужаки так, что я понимала: барона уважают. Тем более странным мне казалось, что такая хабалистая баба, как Розалинда, сумела полностью подмять его под себя.
Меня представляли целой толпе народа, и минут через пятнадцать я уже сдалась, понимая, что не запомню большую часть имен и титулов. Очень многие соседи привезли с собой детей. Разумеется, не младших, а тех, кого уже можно выводить в общество: девушек старше шестнадцати-семнадцати лет. Парней их возраста было вполовину меньше. То ли родители не сочли нужным вывозить сыновей, то ли парни уже были женаты – непонятно. Высокий гость запаздывал, но девицы, сбившиеся в несколько стаек, хихикали и обсуждали высокого седоусого мужчину, одетого просто и без лишней роскоши. Насколько я поняла, это и был тот самый капитан личной охраны. Его скромная одежда разительно отличалась от излишне пышных туалетов присутствующий. А уж количество драгоценностей на местных мужчинах и женщинах просто зашкаливало. У некоторых не просто на каждой руке сидело по нескольку перстней, но и на каждом пальце могло быть по два сразу. Никто, похоже, не понимал, как нелепо выглядят громоздкие сочетания разностильных драгоценностей, когда массивный золотой кулон с рубинами обрамляют еще и три-четыре цепочки из серебра или золота, каждая со своим, вычурным плетением; когда вычурный серебряный перстень с алым камнем "подперт" тонким гладким колечком и просто "задавлен" золотым перстнем на следующем пальце. Было очень заметно, что присутствующие "носят все лучшее сразу...".
Гул в зале все усиливался вместе с жарой: горели два камина и штук сорок белых восковых
