Та самая пресловутая коробка с детскими воспоминаниями, которую он всегда стыдливо прятал в самой глубине души и не мог заставить себя показать Фергусу, сейчас крошилась в его руках старой рухлядью.
– Я жил во лжи. В семье, которая была мне чужой. В месте, которое я ненавидел. И после этого всего ты надеешься, что вот это, – Грей схватил пергамент и швырнул его в Хайнца, – должно убедить меня стать Избранным и выбрать чудовище вроде тебя?!
Мастер Грейден любил книги. Старинные фолианты, свеженапечатанные тома, ветхие рукописи. Он мог читать часами, коллекционировал редкие издания и никогда не позволял себе обращаться с такими ценными историческими вещами неаккуратно.
И сейчас Мастер Грейден швырнул в Хайнца пергамент, ценность которого была наверняка запредельна, а возраст исчислялся даже не столетиями.
– Зачем? ЗАЧЕМ?!
Грей бы не удивился, если бы Хайнц сейчас же нанес ему удар острыми когтями и перерезал горло или, на крайний случай, приложил бы его головой об стол. Но Хайнц стоял, опустив голову, и его темные кудри скрывали бледное лицо. Он тихо наклонился, поднял пергамент и осторожно положил обратно на стол, но подальше от Грея.
– Это пророчество всегда требует делать из Избранного ребенка калеку? – Грей уже не мог себя остановить. Он пошатнулся, заваливаясь на больную ногу, и его пальцы привычно попытались схватиться за трость, но ее не было рядом.
– Так не должно было случиться, – тихо ответил Хайнц, устало опускаясь за стол. – Все пошло не по плану. Ты должен был выбрать меня. Еще тогда, до встречи с Фергусом, но ты сбежал так быстро, что Мастера не смогли отыскать тебя. А потом вы встретились. Этого не должно было произойти. Ты должен был выбрать меня, и мы изменили бы этот мир еще до Инкурсии, исправили все то, что Крестейр навлек на себя. Но Фергус… Нужно было это исправить.
– Убить мою привязанность к другому чудовищу, стерев память и запихнув в семью конченого ублюдка и его отпрыска? – хмуро переспросил Грейден. – Отличный план. Надежный, как Джемелловские часовые механизмы. Получилось?
– Нет. В тебе что-то сломалось.
– Что-то? Тебе перечислить, что именно? – едва сдерживая рвущуюся ярость, процедил Грейден.
Он вспоминал, как выламывало его тело все детство, как, несмотря на боль, он шел на тренировки с учителем и терпел все его высказывания в свой адрес. Как, пока все ученики Ордена развлекались на выходных, он вынужден был искать что-то настолько притупляющее боль, чтобы просто можно было пройтись или поспать. Что самые простейшие формулы, даже активации фулу, ему приходилось с зубами вырывать из себя, потому что его Дар еле тлел.
Грейден сломался не тогда, когда упал со второго этажа, с лестничного пролета. Он сломался задолго до этого под чужими отвратительными прикосновениями, приносившими ему такую боль и омерзение, что до сих пор простое рукопожатие без перчаток казалось Мастеру подвигом, а близкие контакты с людьми вызывали желание отодрать кожу в горячей ванне.
Как бы он ни старался, что бы ни делал, он был сломанным. И почему-то только рядом с Фергусом это чувство начинало затухать. Возможно, потому, что он не был человеком, или потому, что сам Фергус был разбит ничуть не меньше его самого, и они встретились, чтобы снова собраться во что-то цельное.
Ярость внутри Грея становилась ледяной, сердце каменело от такого спектра эмоций. Мастер тяжело опустился за стол напротив все еще притихшего Греха, не желая смотреть на него. Внутри все выворачивало наизнанку от вываленной на голову информации.
– Расскажи мне все. Я хочу разобраться.
Глава 13
Двадцать лет назад
Хайнц начал понимать, что все выходит из-под контроля, едва привез Грея в свое имение.
Мальчик окончательно замкнулся в себе, отвечал на вопросы односложно и в основном всегда молчал. В нем словно что-то надломилось, дало огромную трещину, рассекающую его яркую душу длинным рубцом. Он мог часами сидеть перед окном, мять пальцами страницы книги, не понимая оттуда ни строчки, ходить за Хайнцем хвостом и делать то, что ему говорят, но мыслями он всегда был не здесь. Горчичный свитер все так же покоился у него в комнате прямо на постели – мальчик даже постирал его сам, никому не давая трогать. Апатия Грея была такой всепоглощающей, что его лишний раз не хотели беспокоить даже слуги.
Одной из снежных ночей Хайнц нашел его в запрещенном западном крыле перед дверью бывшей комнаты Фергуса, и по его спине пробежал холодок.
Он сухо сглотнул, выдавливая из себя участливую улыбку:
– Что ты здесь делаешь? Мальчики твоего возраста обычно крепко спят в такую глубокую ночь.
– Фергус учил меня… – Грейден запнулся, перевел дыхание и коснулся раскрытой ладонью двери. – Это ведь его комната?
– Откуда ты знаешь? – Хайнц устало опустил плечи, улыбка сползла с его лица, точно грим цирковых артистов.
Грейден не посмотрел на него. Он изо всех сил старался держать себя в руках, и вокруг него витала такая плотная аура горя, боли и тоски, что Пернатому казалось, что он сейчас задохнется.
– Научился. Искать его.
– Это была его комната. Хочешь войти?
– Да.
Внутри комната выглядела пустой, брошенной и сотни лет никому не нужной. Фергус убегал в спешке, все его вещи лежали на своих местах, а складывать все и убирать Хайнц не стал, попросту заперев дверь на замок.
Его брошенные на постели рубашки покрывал слой пыли, стол с разными мелочами загрязнился, ботинки были неряшливо свалены возле сундука у изножья постели.
Грейден не стал ничего трогать, рассматривая окружение с напускным спокойствием, но Хайнц чувствовал, как заполошно билось его сердце.
– Рубашка такая маленькая.
– Ему было восемнадцать, когда он ушел.
Они говорили шепотом не сговариваясь, и Пернатый сказал бы, что рад такому единению, но больше всего на свете ему хотелось скорее убраться подальше отсюда, от этих вещей и от мальчика, погружающего его в пучину беспросветной скорби.
Хайнц свое уже отскорбел, и ему точно нисколько не жаль заносчивую псину, которая лезла в его дела.
Грей провел пальцами по грязному зеркалу, с изумлением оглядел старые резные заколки и потрогал висящий на крючке деревянный клык на кожаном шнурке.
Грейден снял его, привстав на носочки, и бережно уложил в своих ладонях, будто сейчас он обратится в прах.
– Ты ведь убил его?
– Что? – Хайнц изумленно приподнял брови.
– Вы говорили, что он погиб, защищая меня. Но вы даже не дали мне с ним проститься. Даже не дали мне посмотреть на него в последний раз.
– Там не на что было смотреть, Грейден. – Пернатый
