слишком тяжело, так что трудно и поднять – платит копеек 30; если полегче весом – дает копеек 10–15.
Столичные тряпичники, скупающие тряпье, живут артелями от 15 до 25 человек у одного хозяина, которому они платят за стол и квартиру, т. е. за «угол», рублей 6 в месяц. Отправляясь по утрам на работу, тряпичник берет у хозяина рубля 2–3 денег для торговых оборотов. Каждый тряпичник имеет книжку, хранящуюся у хозяина, куда ежедневно вписывается, сколько он сдал товара, т. е. костей, тряпок, бутылок и т. п.
В столице существует даже целый квартал тряпичников. Так, например, у одного хозяина сгруппировано 6 артелей тряпичников, всего человек до ста. Во дворе – огромные каменные сараи для склада тряпья, которое свозят сюда тряпичники и на себе посредством двухколесной тележки и на ломовиках – громоздкими возами. Сараи подразделены на номера, и каждый тряпичник имеет свой номер. Здесь же лежат огромные кучи старого железа и груды костей.
Гору ломаного железа сортируют: подковы – в одну сторону, гвозди – в другую, жестяные коробки – в третью и т. д. Сортировщики за работой до того поистреплют свои руки об железо, что на них появляется кровь. Во избежание этого надеваются на руки кожаные рукавицы или перчатки.
Еженедельно по воскресеньям на Толкучем рынке[31] бывает так называемый развал, куда собираются тряпичники и татары-старьевщики со всего Петербурга. В это время фигурирует главным образом «голь перекатная» со всей столицы. Мастеровой и фабричный народ, свободный от работ, спешит тоже на «развал» за покупками дешевого товара.
Рано утром, часов в шесть, массивные железные ворота, ведущие на Толкучий рынок, еще заперты. Но вот мало-помалу к воротам стекаются тряпичники с огромными узлами на спине. Из ссудных касс подъезжают возы с просроченными вещами: пальто, брюками, сапогами и т. п.
Крупные торговцы тряпьем тоже посылают ломовиков с разным тряпьем и старыми сапогами.
Все это ни свет ни заря сосредоточивается у ворот Толкучего рынка в ожидании, пока отворят ворота. Лишь только ворота отперли, разношерстная толпа хлынула во двор. Крик, шум, гам и толкотня. Каждый спешит занять себе место. Некоторые тряпичники бросают свои шапки на землю в знак того, что это место уже занято.
– Здесь занято!
– Занято!
Вот целая артель тряпичников, от одного хозяина, растянула на земле веревку, чтобы показать, что место занято. Сотни тряпичников выстроились на рынке в два ряда. Около каждого тряпичника, возле ног, на земле разложен незатейливый товар.
Кроме бедных обывателей столицы на рынок приходят и бабы-торговки. Они скупают у тряпичников старые грязные рубашки, штаны и т. п., перемывают, починивают, пришивают пуговицы и опять выносят на Толкучий. Таким образом, старая вымытая рубаха попадает к новому владельцу и начинает новую жизнь.
Обыкновенно торговки нижним бельем привозят свой товар на особых тележках. Глядя на эти тележки, невольно приходит на мысль, что они представляют собою первообраз всех телег, существующих в мире: колеса без спиц – просто-напросто отпилено от дерева четыре круга и посредине проверчены дырья для оси. Спереди тележки приделана палка для возницы. Торговки, не имеющие тележки, развешивают товар на себе: на руки и на плечи. Во время летней жары торговки привязывают к своим тележкам истрепанные зонтики и, усевшись на маленькую скамеечку возле своего, так сказать, передвижного магазина для бедных, терпеливо поджидают нетребовательного покупателя.
– Что стоят штаны-то?
– Сорок копеек.
Покупатель взял штаны, выворотил их наизнанку и подверг самому тщательному осмотру.
– Двугривенный, мамаша, хочешь?
– Ишь ты! Ничего что в лаптях, а хитер!
– Возьми, мамаша, четвертак!
– Отваливай! Мне одна простыня обошлась в полтинник…
Оказалось, что две пары штанов сшиты были из старой простыни, купленной в свою очередь тоже на Толкучем рынке.
В другом месте торгуются на брюки.
На плечах у торговца наложено несколько дюжин новых брюк. Их шьют специально для Толкучего рынка из бумажной ткани, обильно проклеенной клеем.
– Почем брюки-то?
– Рубль!
– Дорого!
– Да ведь они новые, из «английской кожи»!
– А нет ли у тебя из чертовой кожи?
– Да ты посуди: материал один стоит рубль серебром, а шитье-то даром!
– Полтинник!
– Девять гривен!
– Шесть гривен!
– Давай! Наживай деньги!
Бедняк, войдя на Толкучий рынок, может одеться с ног до головы за 5 рублей. Мало того, вся экипировка, кроме сапог, будет новая, точно сейчас с иголки. Тут можно купить и жениховскую меховую шапку, и немного поношенные брюки с потертыми местами на коленях, и вывороченную пару, и почти новые сапоги, щедро вымазанные дегтем.
После тряпичников первенствующая роль на Толкучем принадлежит татарам-халатникам, стоящим на так называемой татарской площадке, находящейся внутри рынка. На площадке – шум, крик разношерстной толпы, которая медленно движется, увлекаемая общим течением.
Для безопасности следует опустить руки в карман, чтобы здесь не заблудились чьи-нибудь посторонние руки. Группа татар в их национальных шапках выстроилась рядами в виде каре. Снаружи этого четырехугольника и движется главным образом толпа. Перед каждым татарином на земле лежит куча старья: шапки, сарафаны, юбки, сапоги, кафтаны и многое множество других предметов обыденной жизни, собранных сюда точно после сильного пожара в большом городе. Поминутно слышатся возгласы, обращенные к татарам:
– «Князь», продай!
– «Князь», что стоит?
– «Князь», Бога ты не боишься!
Но татары стойко держат свою цену, но временам отпуская остроты, нередко сопровождаемые энергическим «крепким подтверждением». Простой народ покупает у «князя» то брюки – в три рубля, то зимнее пальто – в пять рублей. Попадается здесь и енотовая шуба, и фрачная пара, и другие принадлежности лучших условий жизни. Все это так недавно было свидетелем хорошей жизни, да нужда не свой брат – и пришлось за грош спустить татарину. Таким образом, «порфира и висон», поистрепавшись, идут на прикрытие наготы, и это перемещение платья с одного плеча на другое происходит при посредстве услужливого татарина.
Интересно также видеть, что делается с поношенными сапогами, которые скупаются тряпичниками. Оказывается, тряпичники служат посредниками между Петербургом и Кимрами. Известно, что жители этого села Тверской губернии поголовно занимаются сапожным мастерством, изделия которых десятками тысяч расходятся по всей России. Каждую весну кимряки приезжают в Петербург для покупки старых сапог. Обыкновенно у тряпичников сапожное старье скупают кулаки, которые сортируют его и сотнями пудов продают от 3 до 6 рублей за пуд. Когда петербургские поношенные сапоги придут в Кимры, здесь они претерпевают под руками опытного мастера удивительные метаморфозы, так что иногда появляются на свет Божий под видом новых сапог. Если же они окончательно непригодны для обращения их в новые сапоги и как ни кинь – все клин, то их разрезывают на части для так называемых
