полдеревни допросили, искали тех, кто тебе помог. Усманову посадили в машину и сказали, все, больше детей не увидишь, забудь про них. Плакала, но ничего не сказала. А где ты бумаги спрятал, мне самому интересно, они даже за наличниками смотрели.
– У Хорошева.
– Вот до этого они не додумались. Как все поутихло, Семен отвез меня на ту сторону, сходил я к землянке, забрал твои шмотки и ружье братана. Думал, найдут, опять за него возьмутся. У него, сам видел, ружье приметное, еще до войны вручили, как передовику производства, знали, что он заядлый охотник. Может, возьмешь с собой?
– Ружье мне не скоро понадобится. А вот одежду. Августа Генриховна, соберите Марте одежду и летнюю и зимнюю. Свое тоже прихвачу. Еще полотенце, зубной порошок, щетки…
– Тебе большой рюкзак нужен, возьмешь мой. Еще по одной, за сына? Как назвали?
– Семеном, в честь отца.
– Значит, за Семена!
Уже под утро Алексеев ушел к Хорошеву и сразу завалился спать. Даже не слышал, как Хорошев вернулся с работы, и тому пришлось потеребить его за плечо:
– Отдохнул? Давай к столу, выпьем, поговорим. Тут такое дело, собрали мы с Николаем кое-какую еду, немного денег. Там еще Мария с Августой чего-то стряпать собрались. Еще вес добавится. Тяжелый получается рюкзак. Хотя, своя ноша не тянет. Но тебе после ранения… Далеко хоть идти?
– Этого я сказать не могу. Лучше тебе не знать.
– И то верно. Погоди-ка. Я же могу тебе путь сократить. Обойдешь деревню, спустишься к Лене возле старицы, я там с лодкой буду. И мы прямиком до самой Тумухты, километров двадцать выиграешь. Вернуться к утру успею, устье Красной на гребях, а потом на шесте пойду.
– Рискованно. Вдруг кто увидит? Дойдет до МГБ, начнут тебя пытать. С кем, куда?
– Бог не выдаст, свинья не съест. На рыбалке был. В полночь выходим, чтоб мне успеть возвернуться. А пока посидим, поговорим…
Покидая деревню, Алексеев зашел на кладбище, постоял возле могилы матери. На сколько он уходит из родного села и вернется ли сюда?
Хорошев ждал его у устья старицы:
– Садись. Ты на корму, чтоб разговаривать было удобнее, а рюкзак сюда. Отгребем на середину, там и течение сильнее и от чужих глаз подальше.
– Дай я погребу, тебе еще обратно добираться.
– Отдыхай. Хотел спросить. Те, которые вам помогли, они знают, что вы в бегах?
– Конечно. Марта сразу им рассказала, я то без памяти лежал.
– И вот, скажи, на кой хрен им из-за вас рисковать? На хрен вы им сдались? А тут Кузаков, свой, деревенский, на Николая поклеп возвел, видел, мол, как он с той стороны лодку по льду тащил, а рядом ты шел. А ведь тоже человек. Или зять моего брата. Фашист! Откуда такие появляются? Знаешь, скажу честно, раньше я людей не любил, за их… ну, понимаешь. Может, потому, что у самого жизнь не сложилась – ни жены ни детей, в армию не взяли. Вроде как не человек. Не знаю. Но, бывало, посмотрю кино, люди как люди. А у нас? Иногда встречу кого, так хотелось двинуть по морде. А тут еще немцев привезли, дали бы автомат, перестрелял бы всех, не пожалел. Честное слово! А как вокруг тебя вся эта заваруха началась, по иному стал на людей смотреть. Да и о себе тоже стал думать иначе. Не совсем я никчемный человек, не зря говорят, где родился, там и пригодился. Получается, если себя уважаешь, то и других будешь. Может, я непонятно говорю, не теми словами?
– Да все правильно ты говоришь.
– Смотри, быстро мы, уже Красная. Я тебя за Турумту увезу. Я вот что подумал, может, Марте вернуться, не всю же жизнь ей в бегах быть. Да и ребенок. Отсидит, а потом все, живи, как прежде, спецпереселенкой.
– Пока я числюсь опасным преступником, ее могут осудить как сообщницу, а это лет двадцать. Сначала я должен съездить в Якутск, доказать свою невиновность.
– Понятно. Сын на кого похож, на тебя или Марту?
– На меня, – не стал говорить Алексеев, что еще не видел сына, – что-то есть и от Марты.
– У Николая Мария тоже ждет ребенка. Михаил, когда Николай женился, сказал – это даже хорошо, что на немке. Свежая кровь – меньше дураков будет.
– Как он?
– Укоротили ему век, лучше бы, говорит, на фронте погиб. Не знал, в какой стране живу. А мы знали? И сейчас не знаем. Вот недавно братьев Хабибулиных осудили, а может, их тоже ни за что? Страшно жить, когда никому не веришь. Спокойствия нет на душе…
Хорошев высадил Алексеева далеко за Турумтой:
– Тут уж точно тебя никто не увидит. Дай-ка подсоблю, такой рюкзак только на лошади возить. Ни пуха ни пера.
– К черту! – Алексеев остановился. – Усмановой Галине передай привет от меня и Марты. И большое спасибо. Не забудь.
– Передам, как не передать.
Это что же получается, глядел в след Алексееву Хорошев, выходит, не зря Усманову на допрос водили. Она парик для Гани из клуба прихватила. А ведь как ее пугали. Живет человек рядом, вроде все про него знаешь, ан нет. Вот и Ганя, всегда такой тихий, никогда не закричит и телосложением особо не вышел, а не сломался. Да и мы тоже мужики ничего, похвалил себя Хорошев.
Добрым словом не раз помянул его Алексеев, пока добирался до места. Порой казалось, что он не донесет рюкзак, приходилось часто отдыхать. А когда на той стороне реки показался домик бакенщика, прямо с рюкзаком повалился на зем– лю. И долго лежал, прежде чем разжечь костры…
Бакенщик, укладывая рюкзак в лодку, удивленно глянул на Алексеева:
– Как ты такую тяжесть донес?
– Привычка. С малых лет с дядей на охоту ходил.
– А у меня хорошая новость, вчера ездили с Софьей Власовной в магазин, встретили Ульяну. Мальчик ваш здоров.
– Спасибо! Это, действительно, хорошая новость.
Марту увидел издалека, рядом с ней сидел Боцман. Не успели подойти к берегу, Марта крикнула:
– Как мама?
– Хорошо. Они с Марией пирожков с картошкой тебе напекли. Мария с Николаем у нее живут.
– Нет-нет, воспротивился бакенщик, когда Алексеев взялся за рюкзак. – Понесем вдвоем.
Уже в доме Алексеев доверил Марте заняться содержимым рюкзака, которое до конца не знал сам. Кроме одежды и обуви, Марта достала банки консервов, сахара, плитки чая, мешочек муки, бутылку растительного масла, табак для Китаева…
– Вы принесли с собой целый склад. Давайте, это пока оставим, Гавриил Семенович едва сидит. Будем пить чай.
Алексеев снял с пояса два ножа, протянул Китаеву:
– Один вам, другой Харлампию.
– Спасибо! – вынув нож из ножен, Китаев пальцем проверил лезвие. – Вот это подарок! И за табак спасибо!
– И еще, – Алексеев достал из кармана деньги. –
