— Если на пару лет сядет и получит волчий билет, меня устроит, — ответил я, пожимая плечами. — А вот насчёт Григория не знаю, он пострадал сильнее.
— Ну, я надеюсь, что с Григорием мы тоже договоримся, — признался директор.
— Хорошо, мужу я пока не звоню, а там посмотрим, — сказала Васильева. — И я вас покину, у меня занятие началось уже.
Она ушла, а Верещагин покидать кабинет не спешил, явно намереваясь послушать, о чём мы будем с директором разговаривать.
— Вот что, Игорь, — хлопнув ладонями себя по щекам, произнёс Владислав Степанович. — Я тебе сейчас оформляю отпуск, скажем, на десять дней. Поезжай домой, отдохни, всё обдумай как следует. Слушателям подготовительного курса стипендия не положена, но ты себя показал отличником службы, героем — Орешкина вынес... В общем, небольшая премия тебе будет, чтобы не с пустыми руками домой ехать. Григорию я тоже отпуск предоставлю. Что скажешь?
Верещагин немного расслабился, а я кивнул и сказал:
— Хорошо, господин директор. Давайте подумаем десять дней.
После этого мы с Сергеем Валерьяновичем покинули кабинет, и я решился задать капитану вопрос, который меня не отпускал.
— А что за муж у Анны Леонидовны, что Владислав Степанович настолько его испугался? — спросил я.
Капитан хмыкнул.
— Фамилия Васильевых тебе ни о чём не говорит? — задал уточняющий вопрос Верещагин. — У тебя же вроде отец на оборонку работает.
— Тот самый Васильев?! — не стал скрывать я своего удивления. — Анна Леонидовна замужем за первым заместителем министра обороны?!
— А ты не догадывался? — повеселев, спросил Сергей Валерьянович.
— Ну, я допускал, что она может быть его родственницей, — признался я. — Племянница, внучка, в конце концов. Но никак не жена. Ему же лет шестьдесят!
— Бывает, — усмехнулся Верещагин.
Сказать, что я был в шоке — не сказать ничего.
И что самое обидное, мужик-то Васильев был очень даже неплохой. Многие его критиковали за суровый нрав, но отец всё время его нахваливал, да и я, вспомнив свою прошлую жизнь, совершенно иначе оценивал теперь многие происходящие события. И на армию я теперь смотрел немного по-другому.
И, между прочим, я не мог припомнить имя и отчество нынешнего министра обороны, несмотря на то, что фактически уже учился в военной академии. Да, его недавно назначили, но это было тем более показательно: на такое важное место назначили того, о ком я, сын работника оборонного предприятия, даже не слыхал никогда.
А вот о Васильеве был наслышан. И первый заместитель министра обороны, как самый опытный и уважаемый человек в министерстве, был именно тем, кто это ведомство должен возглавлять. Его любили в армии куда больше, чем покойного императора, и уж точно больше, чем действующего министра обороны.
А я сплю с его женой... Да уж, нехорошо получилось.
Переодевшись у прапорщика Находки в свою гражданскую одежду, я переложил в карманы выданные директором деньги и покинул территорию академии. На КПП меня выпустили без проблем — все бумаги в администрации мне оформили по правилам.
Прежде чем отправиться на уже знакомый мне железнодорожный вокзал Новосибирска, я решил навестить Гришу.
В клинике меня к пациенту допустили не сразу. Но всё же я оказался у двери в палату. За дверью стояла тишина, так что я аккуратно постучался, чтобы не разбудить Орешкина, если он спит.
— Войдите, — донеслось из палаты.
Толкнув дверь, я прошёл в палату и огляделся. Премиум-класс. Это вам не городская больница, вроде той, где мы с Саней Влада навещали. Здесь у меня сразу же возникло ощущение, что я вошёл не в палату, а в гостиничный номер.
— Привет, — сказал я, садясь в кресло у койки. — Ты как вообще?
Гриша посмотрел на меня внимательным взглядом, а потом набрал воздуха в грудь и произнёс:
— Должен я тебе, Гарик, по гроб жизни. Ты меня сначала по приезде в академию от Лисицкого и его шакалят прикрыл, а теперь и вовсе — жизнь спас, на руках вытащил, — он сделал паузу, и глубоко вздохнул: — Я этого не забуду. И отец мой не забудет.
Я, выслушав это эмоциональное признание, лишь отмахнулся и сказал:
— Да ладно тебе, Гриша. Лучше скажи, как самочувствие?
— Отлично! — заверил тот. — Я бы уже свалил отсюда, если бы сам за это всё заплатил, но перед Леонидовной неудобно. Слово дал, так что теперь придётся лежать, сколько прописали.
— И лежи! Врачам виднее. А как поправишься, домой поедешь. С отцом поговоришь.
— Да уж, с отцом, — вновь печально вздохнул Орешкин и тут же аж подскочил. — В каком смысле, домой? Нас что, ещё и отчислили?!
Я рассмеялся.
— Нет, Гриша, доучиться тебе всё же придётся, — сказал я, с трудом перестав смеяться. — От пуль я тебя спас, но от занятий — это мне не по силам. Нам всего лишь увольнительную дали на десять дней. Ну и тебе, наверное, интересно узнать, кому и зачем мы понадобились в том лесу?
— Зачем — я ещё там понял. Кому — примерно догадываюсь. Но рассказывай.
На то, чтобы всё рассказать, ушло минуты две, а затем я ещё десять слушал, как Орешкин громко, с выражением,
