Демид. С ним не может быть просто и легко.
Нет, не так. С ним не может быть просто и легко постоянно.
Теперь желательно дождаться, когда он начнет говорить, и я принимаюсь за еду. Демид тоже берет в руки приборы. Некоторое время мы уделяем местной кухне в полном молчании, но я уверена, что надолго парня напротив не хватит.
— Я общался с Каменецким, — он не обманывает мои ожидания, — Глеб дал мне расклад по их договоренностям.
— И? — поднимаю глаза. Не вижу необходимости уточнять, по чьим именно. Дураку ясно, по чьим.
— Айдарову вся эта мудотня вообще не интересна. Но он всерьез нацелился на переезд в твой город.
Молчу. Я все это знаю и без Демида. Ольшанский берет со стола свой телефон, неторопливо пролистывает и разворачивает экраном ко мне.
— Узнаешь?
Я ожидала что-то подобное, и все равно вздрагиваю. Если бы не незнакомые детские одежки, я бы с уверенностью ответила, что это моя дочь в годовалом возрасте. Но это не она.
— Да, — стараюсь держать себя в руках, и у меня явно ничего не получается.
— Не молчи, Соня. Отвечай.
Вот теперь мне снова хочется его убить, но я изо всех сил держусь.
— Это сын Рустама.
— Неправильный ответ, Соня. Это брат твоей дочери.
— Что ты хочешь от меня, Демид? — смотрю прямо в его глаза и с отчаянием понимаю, что проигрываю по всем фронтам. Потому что это глаза моей малышки.
— А вот это Дамир, — свайпает влево Ольшанский. — Он конечно не так похож на брата с сестрой, но он тоже родной для твоей Майи.
— Да, я знаю, — получается нервно, потому что я как раз об этом думала, стоя под струями воды в душе отеля. — Зачем ты мне это показываешь?
— Сколько времени пройдет прежде чем Рустам увидит Майю, Соня? — не обращает внимания Демид. — Сколько ты сможешь ее прятать? Ну пусть месяц, два, полгода. Или ты снова сорвешься в бега?
— Не знаю, — бубню чуть слышно, комкая в руках салфетку.
— Может пора достать голову из задницы, София? Как считаешь?
— Знаешь что, — зло бросаю скомканную салфетку и беру следующую, — ты такой умный! А я только представлю, как легко они меня заменили, больше всего на свете хочется никогда не вспоминать ни о Рустаме, ни обо всех Айдаровых вместе взятых.
Ожидаю, что Демид начнет продолжать язвить, но неожиданно он наклоняется над столом и ловит мои руки.
— Понимаю, Сонь. Но это не решение проблемы. Это детский сад, а мы все взрослые люди.
Ну вот как с ним вообще разговаривать?
— Почему у меня не получается тебя послать, Ольшанский? — спрашиваю с горечью. Он криво улыбается одним уголком губ и гладит мои руки большими пальцами.
— Потому что я вестник, добрый вестник. Кто ж таких посылает?
Отнимаю руки, подцепляю вилкой кусочек помидора и кладу на индейку.
— Не вижу ни одной доброй вести.
— Ну например, кто тебе сказал, что тебя заменили? — Демид смотрит в упор, вместо ответа пожимаю плечами.
— Разве Лизу не приняли в семью? Рустам утверждает, что он с ней не живет, но есть Руслан, Диана. Рус всегда был хорошим семьянином, уверена, что он любит племянника.
— Это правда, — не спорит Демид, — вот только в семье Айдаровых этой дамочке места так и не нашлось.
— Мне наплевать.
— Не ври, Соня. Мы все прекрасно знаем, где ей самое место. Но Айдаровы не хотят, чтобы Амир рос на помойке. И это тот редкий случай, когда я с ними полностью согласен.
— Что ты так за них топишь, Демид? — непонимающе смотрю на Ольшанского. — Что с тобой случилось?
— Я хочу, чтобы у моей племянницы была семья, — он твердо выдерживает взгляд. — Ты уверена, что она не упрекнет тебя потом, что ты лишила ее отца, братьев и остальной родни?
— Ты сейчас о себе? — решаю, что особо мне уже терять нечего. И чуть не падаю со стула, услышав резкое «Да».
— Я много думал, если бы отец, моя мать и Ясмин повели себя иначе. Чтобы отец остался с матерью или чтобы они с Ясмин рассказали правду своим сыновьям. Отец ведь так меня и не признал, он для меня всего лишь опекун. Я знал правду, а Айдаровы нет. Оба. И в результате этого обмана мы стали врагами.
Мне хочется заткнуть уши, спрятаться, только чтобы не слышать этот сухой, лишенных любых эмоций голос.
Это все ужасно. Все так, как я думала. Вот только почему решение снова должна принимать я?
— Я не знаю, Демид, — говорю совсем тихо, чтобы не разреветься. — Мне нужно подумать.
— Ты спрашивала, почему я не женат, — он откидывается на спинку, и теперь передо мной привычный Демид. — А вот поэтому. Чтобы потом моя жена не могла манипулировать мною посредством ребенка. И чтобы мои дети не стали разменной монетой в чьей-то игре. Для всех будет лучше, если их просто не будет.
Рустам
Зачем я только бросал курить?
Надоело сидеть в машине, и я выхожу размяться. Черт знает, сколько еще этот говнюк будет морочить голову моей
