–Не хочу.
–Нельзя же все время сидеть в четырех стенах!
–Я и не сижу,– Липа щелкнула пультом, осознав, что давно не вникает в происходящее на экране, и перевела взгляд на маму: грусть в глазах, неопрятный пучок на голове и очередные полезные для здоровья предложения.– Позавчера выходила, мам. На осмотр в поликлинику, помнишь? Надышалась, нагулялась. Не хочу больше.
Мама тяжело вздохнула:
–Нужно жить дальше…
Этот разговор повторялся снова и снова. Жить, гулять, переключиться… То солнце, то птички, сегодня вот дождик.
«Не хочу, ясно?! Ничего не хочу! Просто оставьте меня в покое!»
Липа отвернулась к стене и стала выводить пальцем узоры на обивке дивана.
«Ничего не хочу».
–Аня с утра перед работой заходила.– Лекция о прекрасном окружающем мире подошла к концу.– Я не стала тебя будить. Но вот…– По журнальному столику что-то проскрежетало.– Она ноутбук тебе оставила. Твой-то в машине…
Мама осеклась, а Липу передернуло, перед глазами тут же встал покореженный автомобиль.
–Вдруг ты захочешь вернуться к работе? Больничный больничным, но ты ведь можешь и удаленно проекты чертить. Хоть голову займешь. Руслан Давлатович прислал эскиз…
–Руслан?– Она приподнялась на локте.– Ты еще и его подговорила?!
–Липуш, ну нельзя же так…
–Не начинай снова! Пожалуйста, мам! Просто оставьте меня в покое!
–Тебе надо заняться делом. Отвлечься. Станет легче, вот увидишь. Работа…
«Да черт!»
Липа резко села, охнув от болезненного ощущения в бедре, дергаными движениями схватила ноутбук и ткнула в кнопку питания:
–Всё? Довольна?
Мама снова вздохнула и вымученно улыбнулась:
–Заварю тебе чаю.
Она скрылась на кухне, следом оттуда донеслось журчание воды. Ноутбук издал негромкий сигнал, загрузил систему, предлагая выбрать одну из двух иконок: «Администратор» или «Игорь».
–Игорь? В смысле? Анька мне его ноут притащила, что ли?
Возможно, в той, далекой предыдущей жизни Липа бы с превеликим удовольствием удалила все данные, отформатировала диск или выкинула другую пакость в отношении парня, в которого была когда-то безответно влюблена, а тот предпочел другую. Но не теперь. После возвращения из больницы внутри зияла такая дыра, что даже былые обиды провалились так глубоко – не дотянуться.
На электронной почте обнаружилась тридцать одно непрочитанное письмо. Большинство из них по работе, но все непременно начинались со слов соболезнования и вопросов про здоровье.
–А есть хоть кто-то, кто еще не в курсе?– покачала головой Липа и закрыла лицо руками, вновь окунаясь в тот трагический день. Явь или бред? Реальность или галлюцинации? Все смешалось в хаотичном переплетении образов и обрывков фраз. Возможно, она и списала бы весь творящийся в голове сумбур на сотрясение мозга, но та сцена на похоронах так и стояла перед глазами. Олеся! Она существовала на самом деле.
Очнулась Липа, только когда на плите пронзительно засвистел чайник. Она закрыла почту, так никому и не ответив, и ткнула в нужную строчку новостной ленты. Сама не понимая, зачем снова, раз за разом, ковыряла незажившую рану. Сухие факты складывались в статью, в бездушные предложения информационной сводки. Сколько погибло, сколько ранено, какие увечья… Десятки тысяч просмотров. Сотни комментариев. Читатели из других городов жадно пробегут глазами подробности и формально охнут пару раз. Кто-то, может, действительно ощутит грусть. Но не Липа. Боль рвала ее душу на клочки.
Статья прервалась фотографией с места аварии, от вида которой к горлу подступил спазм, и защипало в уголках глаз. А на снимках ниже весело улыбались люди, в момент съемки они еще не подозревали, какая судьба им уготована.
Липа всмотрелась в морщинистое лицо пожилой женщины, мысленно надела на ее седые волосы черную панаму с зелеными конопляными листьями и дала в руки серого кота.
–Мусьен умеет успокаивать,– прошелестело в голове, прежде чем воскресший в памяти образ старушки ринулся в поле искать свою авоську, туда, где стояли и остальные. Стояли и смотрели, словно время остановилось.
Очнувшись в больнице, Липа списала жуткое видение на стресс, но теперь… Теперь знакомые незнакомцы улыбались ей с фотографий, перевязанных с угла черной лентой. Она никому не говорила, не рассказывала того, что помнит. Сочувственные взгляды сестры и матери и так уже стояли поперек горла. Только один раз Липа ошиблась. В первый миг после пробуждения, когда в голове плавал туман и она стала спрашивать про привидевшегося ей Виктора. А не про реального мужчину, своего жениха, Николая, про которого она и думать забыла в мешанине ужасов.
А уж если и врачи начнут ставить диагнозы и увеличивать дозу успокоительных препаратов… В психушку не хотелось.
«Мне просто нужно время…»
Слезы застилали глаза, но Липа упорно прокручивала статью дальше, будто ее автор мог дать ей ответы, пояснить, показать недостающие кусочки пазла.
–О, детка, ты плачешь?
Тепло маминых рук окутало плечи. Запахло заваренной ромашкой и чем-то сладким, знакомым.
Липа сжала в подрагивающих пальцах горячую кружку и сделала осторожный глоток:
–Ты же знаешь, я без сахара пью.
–Знаю, родная,– мама спешно захлопнула крышку ноутбука,– немного меда добавила.
–Меда?
Перед внутренним взором возникла деревянная бочка с намалеванной пчелой, но из нее доносилось мерзкое змеиное шипение.
–Олимпиада?– мужской голос позвал ее сверху, и она подняла голову. Кто-то, заслоняя свет, распластался на металлической решетке.
–Лип?
–Да… я…– прошептала она.– Ви…
–Липушка?
Ее ощутимо тряхнули за плечи, заставляя вернуться в реальность, хотя перед глазами еще стояла высокая широкоплечая фигура. Виктор прощально улыбнулся и затем взорвался изнутри гудящим роем пчел, разлетающихся в разные стороны.
–Все нормально, мам, просто задумалась.
Стоило большого труда выдавить из себя жалкое подобие улыбки. Едва дождавшись, пока мама выйдет из комнаты, Липа бросилась к своим вещам. Еще в больнице их затолкали в полиэтиленовый пакет, но до сих пор притронуться к нему не хватало сил. Даже достать разрядившийся телефон она попросила маму, чтобы не прикасаться к овеществленным воспоминаниям.
Голова привычно закружилась от чересчур резкого движения, и перед глазами поплыли черные точки. Но Липа достала сумочку, засунутую поглубже в шкаф. Прежде бежевую кожу теперь покрывали царапины, грязные разводы и бурые пятна, но молния была цела. На диван посыпались девичьи мелочи, среди которых сверкало то, чего в сумке точно быть не могло: инкрустированная стразами небольшая брошь-цветок, к которой так не хватало второй половинки в форме пчелы.
