Мне страшно, но теперь не за себя: до жути страшно за него. Какая там обида... Теперь она кажется мелочью. Вместе со страхом ощущаю бессилие, потому что мне нечего дать ему кроме воды и внимания. Остаётся только надеяться, что выкарабкается и утром традиционно пошутит на какую-нибудь возмутительную тему. Я уже придумала ему шутку про особо мягкий щит из лисичек... Да, так и будет, надо верить.
Ночь звездная, в ней много шорохов и звуков. Вслушиваюсь в лес, сжимая рукоять кинжала, обнимаю Ариаса и думаю, что делать, если придет зверь, если придет человек... Случиться может всё, что угодно. Змей не бредит и дышит почти неслышно. Мне не хватает его шуток и жутко от молчания. Я ещё много раз слушаю дыхание, вырывающееся из сухих губ, щупаю лоб, убеждая себя, что жар постепенно отходит. Сжавшись под лихорадочно горячим боком, убеждаю себя не думать о том, что над нами может появиться оскаленная медвежья пасть. Только окончательно вымотавшись, уже глубоко за полночь проваливаюсь в сон.
Глава 56
Губы на моих губах упругие и настойчивые. Я ещё сонная, когда Ариас уже оказывается сверху.
— И вот Змей опять между твоих бедер, лисичка... Опасно, опасно... — лукаво заключает он, лежа надо мной на локтях. Баюкая моё лицо в ладонях, Ариас щедро покрывает кожу легкими поцелуями. Романтично... было бы, если бы я не чувствовала как он вжимается в меня бедрами с весьма твердым и практичным настроем.
Дыхание, дыхание, дыхание и опять знакомый жар.
— Скажи мне: «Да», и продолжим, — страстно шепнул.
Испытываю желание скинуть его, но с моими силами это невозможно.
Наклонившись, Ариас лизнул, поцеловал и тут же ласково прикусил шею, заставляя ахнуть.
— Я жду твоего согласия... — тихо говорит на ухо. — Боишься?
Отрицательно мотаю головой.
— Хочу выиграть, — шепчу в ответ.
Он усмехается и приникает к губам. Длинный змеиный язык ловко и беззастенчиво врывается в рот вместе с поцелуем. Гипнотические голубые глаза вонзаются в меня, и прямо в голове я слышу его голос:
«Тогда думай, как змей».
***
Продираю глаза. Чтобы прийти в себя после такого сна требуется время... Уже светло и холодно. Гора погрязла в дымке утреннего влажного тумана от чего плащ, под которым мы укрылись, ведь покрыт каплями. Ариас лежит рядом и от него уже не палит, как от печки. Я прижимаюсь к его плечу, не глядя трогаю лоб и облегченно выдыхаю: прохладный.
Кажется, беда миновала.
— Ариас? — с улыбкой приподнимаюсь, и каменею, как только вижу его лицо. Ариас лежит мертвенно бледный с закрытыми глазами, в лице ни кровинки, ни печали, ни радости, только пустота. Ничего... Страх вновь вернулся ко мне, липкими тисками сжимая в объятиях. Я вскочила на колени и ещё раз потрогала лоб: холодный, очень холодный. Такого не должно быть у человека... у человека. А у Змея?
Какие у них болезни? Я и в людских не разбираюсь, а в змеиных и подавно...
— Ариас? — схватила и сжала его руку, пытаясь удержать панику. Пальцы безвольные. — Слышишь меня?
Отчаянно нащупываю пульс... Не чувствую.
Отодвигаю веки... Зрачки расширенные, на свет не реагируют. Плохо...
Приникаю ухом к прохладной груди и долго вслушиваюсь... Тихо.
По спине медленно ползет холодный пот, но я ещё не сдаюсь. Хватаю его кинжал, приставляю блестящее лезвие к губам, к носу. Если он дышит, на стали будет видно... Я в кино видела...
— Ну же, Ариас... — теперь у меня наворачиваются слезы и уже не удерживаются в глазах.
Тихо роняю слезы перед ним, держа кинжал у губ. Лезвие остается зеркально чистым через минуту, через две, три... Я сижу, сколько могу, потом опускаю лезвие и роняю голову на его грудь. Ну не может же такого быть, правда... Как может молодой весёлый красавчик внезапно, ни с чего не проснуться, как? Неправильно, несправедливо... Какой же это порядок? Непорядок, нечестно...
— Да нет же, как так? Ариас, ты должен очнуться, ну пожалуйста... Ты ещё не доучил меня кататься на лошади и не доиграл до конца... Я хочу продолжить! — потребовала, плохо сдерживая рвущиеся наружу рыдания, погладила его по волосам, сжала руку.
Пальцы гибкие, если бы не мертвенная бледность, то он казался бы просто спящим. Сквозь слезы смотрю на красивое лицо.
— Ты похож на спящего принца, — проговорила дрожащим голосом. — Есть такая сказка про спящую красавицу, там... жила-была принцесса. В общем, она умерла, и ее мог разбудить поцелуй истинной любви. Может тебя поцеловать, и ты оживешь?
Прижимаюсь к прохладным неподвижным губам и захлебываюсь в собственных слезах. Да, глупо, глупо... Это не та сказка и мир какой-то не тот: злой, совершенно не сказочный.
— Да как ты можешь быть мертв? Ты же вот только ночью был живым... — с отчаянием заговорила я и затормошила Змея. — Ариас, очнись. Это одна из твоих шуток? Она ужасна. Очнись... Какой-то бессмысленный дурной сон... Может ты так крепко уснул? Или я? Или это какая-то змеиная спячка...? Как на зиму, только внезапно и сейчас...
Осекаюсь и слабая надежда мягко толкает меня в бок. Действительно, вдруг спячка? Холоднокровные точно могут впадать в спячку. Жабы, рыбы всякие, змеи чем хуже? Кровь, у него, конечно, явно горячая, но я про великородных совсем мало знаю. Если есть усиленная регенерация, вдруг к свойствам и внезапная спячка прилагается... при болезни?
Всхлипываю ещё раз и вновь оглядываю Ариаса, пытаясь найти признаки жизни. Если рассуждать логически, могу ли я их не заметить — признаки жизни? Конечно, могу, я же не медик. Чуть обнадежившись от этой мысли, немного успокаиваюсь. Вытираю глаза и нос, сижу рядом с ним, смотрю на непривычно бледное лицо и жду, когда прекрасный Змей проснется.
Вслух продолжаю говорить, потому что молчать — жутко.
— Что нам теперь делать, Ариас? Наверное, ничего. По идее скоро придут Таор и Дрей, они должны найти нас, ты сам
