вместе едим, что получаем по карточкам, да ещё и то, что она получает на работе. Когда удаётся, что–то меняем на продукты. Но, поверь, ничего из твоих вещей не посмела взять.
- А где Ирина работает?
- Медсестрой в госпитале. Здесь, неподалёку. Если бы не её золотое сердце, я б тебя не дождалась.
- Лада ты моя. Ну почему ты не могла сжечь этот чёртов паркет? Его вон, сколько в квартире. А шкафы? А стулья со столом? Нет. Надо было волочиться куда-то и на себе нести ветки. Не понимаю тебя. Просто не понимаю.
- НЕ могла я лишить тебя радости и памяти. Просто не могла. Вот если бы кто другой позарился – умерла бы, но не позволила никому. Это твой дом. Твоя жизнь и твоя память об ушедшем. Не дворец, но и не комнатёнка какая. Так что не ругай верного пса, что оставил на охране своих сокровищ.
- Ты удивительная женщина, - полковник опустился на колени рядом с лежащей женщиной и поцеловал её руки. Потом снял с печки горячую миску. – Давай так – немного, но тебе надо проглотить хотя бы две-три ложки горячего. Потом чаю горячего сделаю. Именно настоящего чая, не свекольного и не морковного. Знаю, что ты соскучилась, но тебе в таком состоянии надо есть чаще, по чуть-чуть. Давай, милая, открывай ротик. За маму… за папу… а это за меня…
Через час женщина чуть порозовела, а на щеках появился румянец. Совсем не такой, как у здоровых людей, но офицер и этому был рад. Женщина, было, потянулась за остывшей кашей, но её тонкая рука тот час была перехвачена.
- Нельзя тебе больше, ладушка моя. Надо подождать хотя бы ещё несколько часов. Хочу, что бы ты была жива, а не умерла от заворота кишок. Прости, но это только для твоего здоровья. Кто из нас медик? Ты же сама понимаешь всё лучше меня.
- Всё я понимаю, но каша такая необыкновенно вкусная. Кажется, что я в своей жизни ничего вкуснее и не ела. Спасибо тебе, дорогой. Я тогда посплю немного, хорошо?
- Поспи, родная. Поспи. Тебе это надо. А я рядом посижу. Соскучился очень. Ведь столько лет не видел тебя, не слышал твоего голоса…
Женщина почти сразу уснула, а хозяин прошёл по квартире, прикасаясь руками к столу, к старинным фотографиям, к картинам, словно давая им понять, что их не забыли. Что вскоре хозяин вернётся окончательно и всё будет точно так, как и несколько десятилетий ранее. Он сел за стол и откинулся в кожаном кресле, закрыв глаза.
Жизнь продолжалась несмотря ни на что, правда теперь, кроме основной цели, появилась дополнительная, которая, на данный момент, стала на первое место – любыми путями надо сохранить жизнь его любимой женщины. Любыми!!! Всё остальное потом. Время терпит…
Его размышления прервал скрежет замков входной двери. Выйдя из комнаты, лицом к лицу столкнулся с тоненькой невысокой женщиной.
- Ира?
- Дядя Дима? Дмитрий Михайлович? – женщина, которой на самом деле было максимум лет двадцать, увидев мужчину, сделала шаг навстречу и обмякла, прижатая к груди офицера. Тот, обняв тоненькое тельце, гладил девчушку по стипине, успокаивая её. Та не плакала, лишь всклипывала, всё прижимаясь и прижимаясь к жёсткой шинели.
- Ну всё, малышка. Всё, моя хорошая. Кушать хочешь?
Кверху поднялись два зелёных глаза, которые на исхудавшем лице выглядели в половину головы.
- Дядь Дима. Ты смешной. Задал вопрос, на который нужно отвечать?
- Пойдём тогда на кухню. Моя половинка там спит. Я печку растопил, так что на кухне и тепло и тебе быстро что-нибудь сделаю. Подожди… А ты сегодня вообще ела хоть что-нибудь? Только честно?
- Днём, в госпитале, суп. Нас подкармливает главврач. Забоится, словно о своих детях. Мы поначалу отказывались, мол, раненым более нужно, но тот чуть не криком кричал – требовал есть, потому что, если у нас сил не будет, какие мы медсёстры, какие медики? Мы поначалу отказывались, но тогда и сам Григорий Александрович поставил условие - мол, если мы будем продолжать отказываться, то к нам присоединится и он. Вместе со всеми врачами. И гибель бойцов будет на нашей совести. Вот так…
- Он у Вас правильный человек. Молодец, нечего сказать.
- Он такой.
На кухне полковник предложил или что-то сварить новое или разогреть содержимое миски, что была сварена.
- Сьешь всё? – спросил мужчина, показывая миску.
- Да Вы что? Это нам на даоих на пару раз, - девушка через силу улыбнулась. – Да и нельзя сразу много. А Наташа уже поела?
- Три ложки, потом отнял, – мужчина скривился. – Если б ты знала чего мне это стоило… Чуть ли не силой отнимал еду у жены. Страшно думать об этом, не то, что сказать. Ладно, милая. Давай так. Я разогрею всё что есть, а ты скушаешь сколько посчитаешь нужным. Ты же медик, должна понимать.
Зачерпнув первую ложку, девушка поднесла ко рту и, положив в рот содержимое, замерла.
- Господи. Как же вкусно, - у неё по щекам стали скатываться слёзы. – Кажется, я и забыть забыла, что на свете существует такая вкуснятина.
- Чуть ли не слово в слово ты повторила слова моей жены. – Мужчина сглотнул, давя в себе спазм. – Кушай, малышка. Потом поговорим.
Девушка съела ещё пару ложек и решительно отставила миску в сторону.
- Нельзя больше. Кажется, что проглотила бы всё одним махом, но никак нельзя. Может Наташу разбудим?
- Она съела три ложки около… трёх часов назад. Не рано?
- Рановато. Пусть ещё хотя бы час-два пройдёт.
- Умница. Тогда у меня пара вопросов. Воды, как понимаю, только один бидон?
- Да. У нас другой ёмкости нет. Вожу на санках с Невы раз в неделю. А больше и не надо – чай попить, да иногда, когда повезёт, суп горовый из концентрата сварить.
- А дрова?
- Сейчас стало полегче. Развозят военные по домам, правда,
