того и другого.
Я раздвигаю губы, когда он прижимает к ним безымянный и средний пальцы. Он вводит их в мой рот и говорит: "Теперь твоя боль — это моя боль".
Я не понимаю его смысла, пока без предупреждения его вторая рука не шлепает меня по киске одним яростным движением. Острый шок заставляет меня прикусить, не задумываясь. Он грубо стонет, в его голосе слышится наслаждение агонией. Он снова шлепает меня, и, когда я кричу вокруг его пальцев и кусаюсь, он скрежещет зубами с хриплым звуком.
Моя боль — это его боль.
Мне становится жарко от этой мысли. Наши боль и удовольствие циклически связаны, отвечая друг за друга.
От быстрой череды пощечин я потею, пресс сжимается и кричит, а ноги трясутся. В перерыве на мой язык попадают небольшие всплески медной солености, и я понимаю, что рассекла кожу Лохлана. Я провожу языком между и вокруг его пальцев, и его брови сходятся вместе.
Он вытаскивает их и обхватывает рукой мое поднятое тельце. Другой рукой он спускает трусы и освобождает свой член. Он твердый и покрытый венами, кончик блестит. "Боже, я хочу, чтобы ты был внутри меня". Но это больше, чем просто желание. Это постоянное состояние бездыханности, ощущение неполноты.
Он насмехается, словно забавляется. "Думаешь, ты этого заслуживаешь?" Он проводит своим членом по моей киске. Мой клитор болит, все еще пульсируя от шлепков. Я с трудом переношу даже легкие прикосновения его шелковистой кожи. "Может, мне просто стоит подразнить тебя так же, как ты подразнила меня?"
Я задыхаюсь от грубого вторжения, когда он собирает немного моей влаги на свои пальцы, а затем использует их, чтобы погладить себя. "Твоя киска будет выглядеть так хорошо, покрытая моей спермой, как будто ты действительно трахаешь меня", — бормочет он, словно про себя. Он покачивается вперед-назад, иногда скользя по моим складочкам, иногда просто дразня вход своим кончиком.
Моя нога плотно прижата к его плечу, я раздвинута и обездвижена. Этого достаточно, чтобы свести меня с ума. Мой клитор жжет, но его нежные прикосновения ничем не облегчают жжение и не заменяют его чем-то лучшим. От его похотливых стонов, когда он наблюдает за столкновением наших тел, у меня сводит живот.
Я порывисто дергаю ногой, и он замирает, крепче прижимаясь ко мне. Я замечаю, что кровь из пальцев, которые я прокусила, запеклась на моей коже. В этом зрелище есть что-то плотское. Оно пробуждает во мне жажду, от которой у меня перехватывает дыхание.
Я замечаю на стойке пустую бутылку из-под пива. Я протягиваю руку, чтобы дотянуться до нее. Лохлан отпускает мою ногу, чтобы схватить ее раньше меня. Воспользовавшись моментом, я бью его обеими ногами. От удара он отступает назад, и я скребусь по прилавку.
Мне нравится, как он смеется, когда я убегаю. Он леденящий, дикий и яркий. Идеальное описание его. Он заставляет мой пульс учащаться от страха, но также заставляет меня улыбаться и смеяться в ответ.
На этот раз, когда он пускается в погоню, нет никакого медленного рысканья. Кажется, что он настиг меня в полсекунды, хотя мы пересекли огромную комнату. Моя рука ударяется о стекло, когда он прижимает меня к окну от пола до потолка с видом на океан.
"Мне так надоело, что эта штука встает между мной и тем, что принадлежит мне", — рычит он и кусает за горло моей рубашки. Зубами и одной рукой он рвет материал. Теперь он рвет ее обеими руками, задирая ее на спине.
Я убираю руки от окна, чтобы позволить рубашке упасть с моих рук, и слышу, как он снимает трусы. Как только мы оказываемся полностью обнаженными, он обхватывает мои запястья и прижимает их к стеклу. Я пытаюсь сопротивляться, но его теплое, твердое тело прижимает меня к стеклу.
Он лижет мою щеку и грубо говорит мне на ухо: "Борись со мной, и мне будет больно. Скажи, что это слишком много, и я сделаю это сильнее. Попроси меня остановиться, и я сделаю это". Холодное обещание в его словах заставляет меня дрожать. "Зная это, ты все еще хочешь, чтобы я заставил тебя принять это?"
"Да". Это самое уверенное "да", которое я когда-либо давала.
Он берет оба моих запястья в одну руку над моей головой. Моя кожа покалывает, когда он проводит другой рукой по моему позвоночнику. Я выгибаю спину под его тяжелой ладонью, и он благодарно хмыкает.
Он вводит свой член в мой вход и стонет. "Боже, мне не терпится трахнуть тебя, красотка".
Я хнычу, так отчаянно желая почувствовать его внутри себя. Мое тело пылает, пока он медленно вводит свою толстую головку. "Лохлан", — лепечу я, сходя с ума от нужды. "Пожалуйста".
"Мне нравится, когда ты умоляешь". В его тоне я слышу дерзкий оскал губ, и это заставляет меня извиваться и трепыхаться в его хватке. В ответ он заводит одну руку мне за спину и сжимает мое бедро, полностью погружаясь в меня.
Я вскрикиваю от внезапной полноты. Он отстраняется на полпути, а затем снова входит в меня так глубоко, что у меня перехватывает дыхание. Я опираюсь одной рукой о стекло, чтобы поддержать себя. Он держит меня за бедро до синяков, чтобы насадить меня на свой член.
Я вижу его отражение в окне. Его глаза закрыты, а лицо искажается при каждом толчке. Внезапно они распахиваются и встречаются с моими. По ту сторону стекла небо темного индиго и фиолетового цвета, усыпанное блестящими звездами.
Наши отражения словно висят в небесах.
Он трахает меня так, будто мы в аду.
Каждый удар жестокий, заставляющий меня задыхаться, отчаянно нуждаться в передышке и в то же время жаждать еще и еще. "Не сдерживайся, ты меня не сломаешь".
"Детка, я не сдерживаюсь. Я не могу быть вместе с тобой. Не могу, черт возьми". Его голос неровный и хриплый, но в нем есть печаль, от которой у меня защемило в груди. "Это я ломаюсь, когда нахожусь в тебе".
"Я соберу тебя обратно. Обещаю. Только, пожалуйста, не останавливайся. Я сделаю все, что потребуется".
Он ворчит, с силой раздвигая бедра,
