хватки ртутного вирма. Громадные распахнутые челюсти устремились прямо к эльфу – который выпустил стрелу. Снаряд попал точно в глаз, а Тринкуло сомкнул зубы на доступном горле Чалинташа. Когда он оторвал кусок плоти, медный дракон свалился на землю, дёргаясь посреди развалин Школы Улькастера.
Выплюнув драконье мясо, Тринкуло повернулся спиной к огромному трупу и медленно направился к колонне, когда-то удерживавшей Чалинташа. Хальт брёл рядом.
– Животное! – выкрикнул ртутный дракон. – Обычный зверь – вот всё, во что превратила его Ярость. Он мог обратить эту колонну в пыль, Хальт! Она вообще не должна была его задержать. Но он не осознавал собственной силы.
– Что, конечно, хорошо, – отозвался эльф, но сразу же пожалел о своих словах, когда серебристое тело Тринкуло едва заметно дёрнулось.
Дракон ещё глубже вонзил когти в землю, и он напрягся.
– Нужно отправляться, – сказал дракон. – У нас мало времени.
– Куда?
– А как ты думаешь? В Эвермит.
К тому моменту, как взошло солнце, Хальт и Тринкуло уже летели над серединой Моря Мечей. А к тому времени, как оно снова начало садиться – миновали Острова Муншае, держась как можно более высоко и двигаясь как можно более быстро, чтобы не привлекать внимания разозлённых людей или, что хуже, драконов. Когда закат раскрасил всё небо над Бесследным морем в красные и оранжевые тона, Хальт, надёжно закреплённый на спине несущегося дракона, спросил Тринкуло об их цели.
– Они зовут меня назад, – поделился ртутный дракон, чьи чешуйки светились красным. – Кристально-чистые озера и гибкие деревья Эвермита… и гармония. Да, Хальт. Всё, что ты слышал – правда. Если бы твой народ принял участие в Отходе, им не пришлось бы иметь дело с Дамбратом, бандитами и гноллами. Вы могли бы жить в мире.
С тех пор, как они покинули Берегост, Тринкуло почти не разговаривал, поэтому эльф был рад слышать, как тепло дракон отзывается о своей родине.
– Никаких испытаний? А где тогда веселье?
– Как ты думаешь, почему я ушёл? – спросил вирм. – Когда я принял клятву Авачела, это дало мне повод покинуть остров и путешествовать по Фаэруну, помогая вам. Но какая-то часть меня всегда оставалась на Эвермите. Даже мне иногда нужен мир и покой.
– Мы приземлимся в Льютилспаре, – продолжал дракон, – и запросим аудиенцию во дворце Лунного Камня. Однажды ночью я повстречал королеву на берегу Озера Грёз. Единственный раз в жизни я не знал, что сказать. Она поможет нам, я знаю.
Глубоко внутри Тринкуло прозвучал голос: «Или нет?»
– Что произойдёт, когда мы долетим? – заинтересовался эльф.
– Тебя будут называть по-особому, – ответил дракон. – Ты – наездник ветра. Все воины, летающие на драконах, орлах или Пегасах, зовутся наездниками ветра.
– Мне нравится, как это звучит, – протянул Хальт, наслаждаясь ветром в волосах.
– Там самые красивые города и самые приятные леса в мире, – голос дракон стал более далёким. – Эвермит – это рай. Если подумать, эльфы создали его этим проклятьем.
– Сколько тысячелетий тому назад? – спросил Хальт. – Наверно нет в живых ни одного эльфа, который бы помнил это.
– И всё же, – настаивал вирм, – это многое говорит о мышлении эльфов, придумавших такое. Возвыситься за счёт всех остальных.
– И этому нет оправдания, – согласился наездник. Его сердце забилось чаще. Ему нужно было успокоить Тринкуло, и быстро. – Хотелось бы мне, чтобы у меня была какая-то возможность искупить грехи предков.
– Надеюсь, это сделает королева, – промолвил дракон. Хальт надеялся, что всё закончилось, но ртутный начал заново: – Просто я думаю, это смешно. Я – дракон, и моя жизнь связана клятвой с эльфами. Авачел – дракон и компаньон эльфийского бога, ну, или был им. Знает ли он об этом? О правде, стоящей за Яростью? Или Авачел тоже пребывает в неведении?
Эльф огляделся, точно зная, что увидит. Земли нигде не было.
– Тринкуло, ты меня пугаешь, – предупредил он, сжав рукоять кинжала. Воин посмотрел на колчан с луком – оружие было приторочено к боку дракона чуть дальше, как раз куда он не дотягивался.
– Мне правда жаль, Хальт, правда, – прошипел ртутный дракон. – Но я посмотрел бы, каким бы ты был безмятежным, совсем недавно выдрав кусок из горла своего друга.
– Тебе пришлось это сделать. Он убил бы нас обоих, и уничтожил Берегост.
– Ты, наверно, с наслаждением всадил ту стрелу ему в глаз, – сказал Тринкуло, – и привязывал к камню, как тупую виверну.
– Я ненавидел это, – покачал головой Хальт. – Я ненавидел то, что мне пришлось делать.
Вирм засмеялся, но это был не тот беззаботный смех, звенящий среди деревьев Амтара, который эльф так часто слышал. Не циничный и безрадостный, к которому привык за последние дни. Нет, это был ужасающий, пустой звук, вырывающий из самых тёмных уголков рушащегося сознания Тринкуло.
– Не делай этого, – слёзы покатились по щекам воина, омывая татуировку Авачела. – Ты хочешь стать Чалинташем? Оставайся со мной… прошу, Тринкуло. Не покидай меня.
И он вытащил кинжал из ножен так тихо, как только мог.
– Собираешь ударить меня, Хальт? – проскрежетал дракон сквозь стиснутые зубы. – Всадишь нож в основание шеи? Или может, если порежешь крылья, то изранишь меня так сильно, что я не смогу долететь до земли? Ты на это надеешься, дорогой мой друг?
С полными слёз глазами Хальт полоснул кинжалом, разрезав удерживавшие его крепления. Отбросив оружие, он прыгнул назад, за луком, хватаясь за рукоять. Эльф вытащил стрелу притяжения из колчана и быстро развернулся, готовый запустить её в голову дракона. Но Тринкуло резко нырнул вниз, почти перпендикулярно бескрайней, залитой красным поверхности моря.
Хальт так и не выстрелил. К тому времени, как великий змей выровнялся и снова полетел вперёд, эльф остался далеко позади. Упряжь и остатки припасов тоже соскользнули со спины дракона. Тринкуло не оборачивался, не смотрел, даже не слышал всплеска. Но спустя минуту он почувствовал острую боль, как будто стрела всё-таки вонзилась в мозг. Его чувства прояснились, снова наступила ясность. Его злость покинула его, сменившись чем-то ещё.
Сменившись стыдом.
– Хальт? – сглотнул он.
Он развернулся и осмотрел поверхность воды, ища друга, в отчаянии высматривая хоть какой-то знак. Но волны были бурными и стремительными; дракон не нашёл
