ползучую и плавучую, ловим рыбу и гноим древесину в устьях обмелевших рек?! И будь уверен, все это мы доведем до победного конца! Мы выловим рыбу, выкорчуем лес и сгноим его на обмелевших перекатах рек, а чтобы никто не смог нам помешать, мы похлопочем о введении новых законов, которые поощряли бы разгильдяйство и тупость. Мы пойдем на все для того, чтобы Земля превратилась в лысый колобок, клянусь тузом крестей! Большего и не нужно. А остальное оставим потомкам; может быть, они изощрятся и придумают, как этот колобок обскоблить до синего блеска. На нашу жизнь работы хватит, мы предпоследние, кто старается, чтобы превратить Землю в колобок». — И Кэп рубанул рукой крест-накрест.
Я забился под шлюпку на ботдеке и слушал, как они препираются. Мне было видно, как побледнел Третий, — вспомнил, прищурившись, Семен.
«Разве ты не слышал о ВЕТРЕ? — продолжал кричать Кэп. — Об этом все знают, кроме тебя, как я погляжу. Нам же осталось пшик: может быть, завтра он дунет, и пиши пропало всем нашим заботам! А ты тут свалился нам на голову и мешаешь изо всех сил, будто тебе делать нечего. Я вот на тебя смотрю и подозреваю одну штуку, — сказал он, когда бот и плотик с рыбой вздернули на палубу и на рыбу накинулись с ножами наготове все, кто присутствовал на судне, — я вижу, тебе вполне хватает твоей зарплаты».
К ним подошел и стал рядом Чиф.
«А мне вот моей зарплаты не хватает. Ты вот такой идиот потому, наверное, что тебе хватает твоей зарплаты, а я тоскую из-за того, что мне не хватит даже моей, твоей и Чифовой зарплаты, вместе взятых. Мне не хватит даже зарплаты всего экипажа, будь спокоен. Свали сейчас каждый из членов экипажа на палубу все свои деньги и скажи: бери, Кэп, — мне и этого не хватит, вон чего. Будь на то моя воля, я бы всю месячную зарплату экипажа перечислял бы на свой счет в сберегательной кассе. Они тут, бездельники, не могут выловить и обработать для меня вагон паршивой рыбы, а я страдай?! Ведь Амбарщику тоже нужны и рыба и икра. Вы, наверное, считаете, что Амбарщик здесь дышит соленым воздухом и не думает ни о чем хорошем? Как вы все ошибаетесь!»
Третий поднял руку. Мне было слышно, что он сказал.
«Кстати, о ВЕТРЕ, капитан. У меня есть мнение, что против ВЕТРА можно устоять, и нужно устоять».
«Против ВЕТРА не устоишь! — взвизгнул Кэп. — Что ты за баран, не понимаешь, что ли, что против ВЕТРА невозможно устоять?!»
Третий задумался и покачал головой.
«Ваши теории о планете, лысой, как колобок, еще должны быть осмыслены, — сказал он с усмешкой. — Не знаю, почему она еще не лысая, может быть, потому, что кто-то мешает? И мешает упорно. Какой в том резон, а, Кэп?»
«Что ты мне заговариваешь зубы? — взвился Кэп. — Ступай покуда цел, не то я прикажу тебя связать, сунуть в рот носовой платок и посадить в подшкиперскую, на канаты».
«Ничего не выйдет, — ответил Третий. — Я на канаты не сяду. А с рыбой у вас тоже больше ничего не выйдет, вы меня вынуждаете на крайние меры».
Кэп обалдел от такой наглости и стоял разинув рот, пока Третий не поднялся по трапу в рубку.
— Я, конечно, боюсь Третьего, — признался Семен, — и мне не доставляет удовольствия видеть его даже на расстоянии в двести метров. Когда он ушел, у меня будто гора с плеч свалилась. Чиф потащился за Третьим в рубку, и вот что он нам потом рассказал. Так вот, Третий вошел в рубку, включил рацию и стал вызывать диспетчера ближайшего портпункта. Когда тот откликнулся, Третий попросил его сообщить в рыбинспекцию, что здесь, по его мнению, происходит грабеж и мародерство. Чиф рассказал, что после того, как понял, чего именно хочет Третий, он необычайно огорчился и оперся на переборку, одновременно закурив сигарету «Памир».
— Но он же мог попросту выключить рацию на щитке питания, а ключ спрятать в карман, — вставил Студент. — Или вызвать Кэпа или кого-нибудь из команды, чтобы помешать Третьему, если он только хотел помешать.
Семен уставился на него, потом погрузился в такую беспросветную задумчивость, что череп у него угрожающе треснул. Махнув рукой, Семен продолжил свое повествование.
— Так вот, когда Чиф услышал, как Третий вызывает рыбинспекцию, то чуть не сгорел со стыда, а чтобы со стыда не сгорели остальные, он закрыл дверь, ведущую вниз, и от огорчения облокотился о переборку. Да, еще, как выяснилось, закурил сигарету.
«У меня в голове не укладывалось, как так можно делать, — рассказывал Чиф. — Да у меня просто челюсть отвисла, когда я представил, что приедет инспекция ловить целый пароход браконьеров».
Услышав это, Кэп поклялся, что завтра с Третьим будет покончено.
«Выяснилось, — сказал Кэп, — что Инженер перед тем, как сойти на точке, имел беседу с Амбарщиком. То, о чем они с ним говорили, я пока не могу сообщить публично, но назавтра все может встать на свои места. Амбарщик пошел на этот разговор по собственной инициативе, когда узнал, что за дичь этот Третий, а Инженер пообещал замолвить словечко, если ему представят возможность в свободную минуту подойти к радиостанции и связаться с Управлением».
Я стоял, как всегда, наготове, потому что Кэп за всеми передрягами обо мне отнюдь не забыл. Мимо меня прошел в свою каюту Третий. Я затаил дыхание и вжался в переборку. Он что-то бормотал, неторопливо ступая по трапу, я смог расслышать только несколько слов.
«Все дело в том, — сказал Третий, — что есть оптимизм. Именно на нем держалась история в промежутках между войнами и бедствиями глобального масштаба. Так что тебе, Кэп…» Ты разве еще не уснул, Студент?
Семен сладко зевнул.
— Нет-нет, — сказал Студент, — я внимательно слушаю.
— Тут не заскучаешь, — подтвердил Семен.
Когда рыба была разделана, и когда икра сочно засветилась в грохотках, все двинулись в столовую, ибо за ожиданием бота с разведчиками, за разговорами и работой было забыто главное.
В столовой их встретила тишина и пустые столы. И на камбузе не оказалось ни одной дымящейся кастрюли и сковороды, плиты были холодны, как лоб у покойника; а ведь было самое время для того, чтобы все это грело, калило, трещало и дымилось, как было всегда, когда там обреталась Повариха. Ее, по всей вероятности, не щекотало, что все хотят кушать, она не собиралась готовить и самого обеда.
Кто-то постучал в каюту к ней и спросил, почему ничего не готово
