Она улыбнулась мне и продолжала:
— Тем не менее они дали мне срок до конца мая — к этому моменту должно произойти что-то конкретное. Либо количество посетителей начнет расти, либо мы затеем какой-нибудь большой проект, который вызовет реакцию в СМИ и привлечет туристов. В противном случае нам урежут ресурсы…
— Просто в голове не укладывается…
— Я объяснила, что это будет смертельный удар для городка. Все равно что заявить миру — церковный городок Гаммельстад когда-то был гордостью и украшением Лулео, но теперь его время прошло. Ужасно печально, но самое страшное, что кто-то лишится работы, — Тарья потерла глаза и покачала головой. — Стараюсь раньше времени не переживать за своих сотрудников и не думать о бедном Дедо. Вероятнее всего, он обанкротится. Он слишком большой оптимист, чтобы понять, какая беда над ним нависла.
— Без его ресторанчика весь городок превратится в музей, в нем замрет жизнь, — вздохнула я. При мысли о том, что городок останется без ресторанов, а туристический центр умрет и экскурсии надо будет заказывать за несколько дней, у меня все внутри перевернулось.
— Конечно, летом всегда будет чуть побольше работы, чем зимой, но все равно… — проговорила Тарья, и ее глаза вновь наполнились слезами. — Все, пора взять себя в руки и начать работать над решением проблемы. Если я немедленно назначу проектную группу для «Тайн и призраков», то мы сможем запустить их уже к осени. Будем надеяться, что более конкретные планы на этом фронте смогут убедить руководство.
Заложив за ухо прядь волос, она попыталась улыбнуться и ушла, унося термос и чашку.
Я же осталась стоять, глядя на пустую и темную церковную площадь. Одинокая старушка выгуливала собачку. В остальном же улица как вымерла. И что, так теперь и будет? Пусто, безлюдно, причем не только зимой, в предрассветной мгле, а вообще всегда? В глубине души я прекрасно понимала: чтобы убедить руководство, потребуется что-то еще, помимо «Тайн и призраков». Только вот что? Когда я спустилась в офис, Тарья уже успокоилась.
— Прости, Ида, забыла спросить тебя. Как дела с твоим папой? Ты сказала, что вчера он снова путался?
Прошло уже два месяца с того рождественского утра, когда папа упал и сильно ударился. Хотя он стал пободрее и вроде лучше соображал с тех пор, как мы снова перешли на привычный распорядок дня, он все чаще спрашивал меня одно и то же — по много раз. Особенно когда уставал. Сплошной антикатарсис.
— Сегодня он подскочил среди ночи, думая, что пора на работу. Не знаю, что это было — сон или галлюцинации.
— Сама-то ты как себя чувствуешь? Ты последнее время много для нас делала.
Все так. Несколько недель подряд мне пришлось много работать, поскольку Мортен был в отъезде. Если уж говорить до конца честно, я очень устала. Ведь параллельно надо было целыми днями напоминать папе обо всем на свете. Мне по-прежнему приходилось звонить домой около девяти и подсказывать ему, что надо позавтракать и принять лекарство от тромбоза, а в обеденный перерыв я всегда старалась сбегать проведать его. Не проконтролирую — он забывает поесть.
— Да, я и в самом деле немного устала. Надеюсь, пройдет, — проговорила я и, как назло, зевнула. — Как ты думаешь, правда, что мы автоматически зеваем, стоит нам произнести слова «устал» или «сонный»?
— Может быть, — ответила Тарья и взяла пачку брошюр на французском языке, только что пришедших из типографии. — Но я беспокоюсь о моей девочке. Мы с Мортеном справимся и сами, если ты захочешь работать поменьше. Пока можешь приходить и уходить, когда тебе удобно, Ида.
Положив пачку бумаг, Тарья подошла ко мне, положила руку мне на плечо и кивнула на мое красное платье-рубашку с большим воротником.
— Новое платье? — спросила она.
— Да, купила в выходные в магазине «Красного креста», — призналась я. — Спасибо тебе. Я с удовольствием — в смысле, буду пока работать поменьше.
Тарья улыбнулась и уселась за свой компьютер. Я одернула платье, которое мне очень нравилось. Честно говоря, я надеялась снова столкнуться с Эмилем, и поэтому особенно старательно подбирала наряд, хотя и не хотела в этом признаваться. С тех пор, как месяц назад мы с ним случайно встретились в церковном домике, наше общение происходило только в мессенджере. Я никак не могла отогнать от себя мысль, что это как-то связано с Амандой из Санта-Ярви. Само собой, я ее погуглила. Она тоже предпринимательница, владеет спа-салоном в самом центре Санта-Клаус-Лэнда. Мне приходилось делать над собой усилие, чтобы отогнать картинку, где они вдвоем сидят в сауне. Наши с Эмилем сообщения оставались шуточными и напоминали легкий флирт, однако никто из нас не предлагал встретиться — с тех пор как он упомянул о пицце. Интересно, что он имел в виду — не новую ли итальянскую пиццерию в центре города? Я с удовольствием сходила бы туда, но мне не хотелось брать с собой папу или Мортена с Тарьей. Подспудно я все время откладывала этот визит — с тех пор, как Камило посоветовал мне пригласить туда Эмиля. Казалось, это идеальное место для первого свидания… Если бы только я набралась смелости это предложить. В голове вертелись воспоминания о том моменте, когда мы почти поцеловались, и, едва закрыв глаза, я снова видела перед собой эту сцену в мельчайших подробностях. Когда же мы продолжим с того места, на котором остановились?
— Куда мы так торопимся, Ида? — запротестовал папа, когда во второй половине дня мы шагали по запорошенной снегом тропинке в сторону магазина.
— У тебя же такие длинные ноги, что тебе жаловаться? — фыркнула я в ответ и поспешила дальше.
Но мне становилось все заметнее, что папа запыхался, и в конце концов я почувствовала, что не хочу довести своего старенького папу до инфаркта. Замедлив шаг, я постаралась сосредоточить внимание на окружающем ландшафте. По-прежнему было холодно, как в Сибири. В Стокгольме в конце февраля погода обычно смягчается, но тут Дед Мороз свирепствовал вовсю, словно весны не ожидалось вовсе. Минус 18 градусов — каждый раз, выходя на прогулку, я вынуждена была надевать папины теплые штаны. Уговорить папу тепло
