Глава 17
Я продиктовала адрес и стала ждать. Я прошлась по комнате. Рис обиженно скулил около двери, но я ничего не могла сделать. Оставалось только ждать. Взгляд упал на фотографии со свадьбы. Мы не стали пока ставить их в рамке. Они лежали в конверте на полке. Я открыла конверт. Достала фотографии. На них мы с Тимом были в загсе. Я в белом платье. Как и хотела. Он в рубашке и брюках. С дьявольским огоньком в глазах и улыбкой отъявленного паршивца. Мы с ним смотрелись. Я похорошела, когда вернулась из больницы. Прям другая жизнь началась. Без всех этих многочисленных болей и крови. Я стала легче и выглядела на порядок лучше. Только на душе было плохо и мрачно. И на фотографиях не было блеска в глазах.
Звонок от Игната заставил вздрогнуть. Я убрала фотографии в конверт и ответила на звонок.
— Дверь придется взломать.
— Ломай, раз так нужно, — сказала я.
— Хорошо.
Со стороны двери послышался шум. Я поставила чайник. Успокоила Риса, который недовольно рычал. Пока Игнат ломал дверь, я подумала, что немного побаивалась встречи с ним. Мы с ним толком не были знакомы. Возможно, он меня и не вспомнит. Но я боялась, что он узнает, что я сделала не тот выбор. Глупо. Но вся моя жизнь была одной большой глупостью.
Он меня вспомнил. Когда открыл дверь и зашел в дом. Я увидела это по его взгляду и нахмуренным бровям, когда он увидел мою разбитую губу.
— Надо крыльцо переделывать. И терраска ремонта требует.
— Знаю, но пока… — я развела руками. — Сколько я должна?
— Чаю налей, — велел он, снимая ботинку и куртку. Рис рыкнул на него, но ему было не до гостей. Он сразу выскочил за дверь, чтоб сделать свои дела.
— У меня нет ничего к чаю. Тим уехал. Пока он не вернется… — я несла какой-то бред. И чем больше он хмурился, тем страшнее становилось мне.
— Я не люблю лезть в чужую жизнь. Но мне интересно только одно: зачем?
— Не знаю, — ответила я. Села на стул. Заметила, что у меня стали тонкие руки. Слишком худые и слишком тонкие. — Но мне это нужно.
— Разбитое лицо?
— Нет. Мне нужен он. А лицо…
Я замолчала. За окном была весна. На улице радостно лаял Рис. Зашипел чайник. Игнат сам налил кипяток по кружкам, в которые я положила чайные пакетики.
— Хочешь я ему в рожу дам?
— Не хочу.
— А что ты хочешь?
— Я хочу остаться в городе. Он хочет уехать. Я знаю, что виновата, но я не хочу уезжать.
— Так и не уезжай, — ответил Игнат.
— Жалкое зрелище. Правда?
— Я так не считаю, — ответил Игнат.
— А что же тогда жалкое зрелище?
— Нет такого понятия. Любой человек имеет право жить так, как ему нравится. А тебе это нравится.
— Думаешь? — спросила я, понимая, что несу несвязанный бред, но мне было сложно говорить о том, что меня волнует.
— Да, — ответил Игнат. Он вынул пакетик с чаем. — Когда дочери не стало, я недели две пил. Думал, что сдохну. Но потом решил, что не стоит.
— Решил, что смерть ничего не изменит?
— Решил, что не стоит оно того. Смерть дочери — это не повод умирать, — ответил Игнат. — Ее смерть не стоит моей смерти. Жестоко и эгоистично. Правда?
— Не знаю, — ответила я. — Но это ничего не изменит.
— А жена так не решила. Предпочла сойти с ума. И это я ей не простил.
— И что ты сделал?
— Развелся. Бросил ее.
— И продолжил жить дальше.
— Существовать, — ответил Игнат.
— Но ты ездишь на кладбище.
— Чувство вины и тоски никто не отменял, — он почему-то улыбнулся. — Маш, наша жизнь зависит от нас. Не от других людей, а от нас. От того внутреннего состояния комфорта. А комфорт может приносить совсем разные вещи.
— Считаешь, что если человеку нравится убивать, то это нормально, потому что ему комфортно находиться в таком состоянии? — спросила я.
— Для него это нормально. Для других нет, но мы же говорим о конкретном человеке. Если тебе нравится, что тебя бьет муж и тебе от этого комфортно, то в чем вопрос? Детей у вас нет. Никто не страдает от ваших игр, которые происходят за закрытыми дверями. Если тебе это не нравится, то я не понимаю, почему ты терпишь.
— Мне нравится этот человек, но не его поведение.
— А он об этом знает? — спросил Игнат.
— Тим? Я ему говорила.
— Ставь ультиматум, если не хочешь, чтоб все это повторялось. Или все же хочешь?
— Сколько я тебе должна за дверь?
— Когда твой вернется, то позовете меня на ремонт вашей террасы, — ответил Игнат.
— Думаешь, что стоит?
— Не думаю. Знаю. Вам надо ее чинить, пока вам крыша на голову не упадет.
— Если… Я могу еще позвонить?
— Звони. Но из пустого впорожне я не буду переливать. Каждый раз говорить об одном и том же я не буду, — сказал Игнат.
— Я поняла.
И ведь не соврала. Я многое поняла. Слишком многое из такого простого разговора. Он меня словно встряхнул. Заставил почувствовать себя прежней. Когда Игнат ушел, то я набрала Тиму.
— Как раз тебе хотел позвонить, — сказал Тим. По голосу он был мрачным и злым.
— Ты когда вернешься?
— Завтра. Или сегодня. Пока еще не знаю.
— Это как понять?
— Я все уладил. И с мальчишкой, и с алиментами, — перевел он тему.
— И чего это значит?
— Хочет он усыновить его, так пусть. Я доказал, что парень не мой, — ответил Тим. — Паршиво как-то.
— Ты все же хотел, чтоб он был за тобой?
— Не знаю. Скорее уж игрался, — ответил Тим. — Всего лишь игрался. Вначале было как-то обидно, а теперь думаю, что мне все это выгодно. Быстрее с кредитом расплачусь. Я по тебе скучаю. А ты?
— Тоже скучаю.
— Гуляешь там? — мягко спросил Тим.
— Не начинай. Я отдыхаю от тебя.
— Но скучаешь, — ответил Тим.
— А это как в детском стишке, когда вместе тесно, а врозь скучно.
— Ладно, я постараюсь купить билет на самолет. Не хочу тащиться в поезде, — ответил Тим.
— Буду тебя ждать. Я уже замучилась воду таскать и печку топить. Еще и дверь перекосило, — ответила я. — Она теперь не закрывается. И одной страшно в доме. Страшнее, чем в то время, когда ты в ночную смену уходил. А еще дорожки обледенели. Я поскользнулась. Ведро с водой разлила.
— У тебя прям бытовой апокалипсис, — хмыкнул Тим.
— Ага. И продукты заканчиваются. А у меня давно денег нет, — сказала я. — А денег нет, потому что
