тело.
— Не хочу!
— Знаю.
Он коснулся губами моего плеча. Ласковые прикосновения совсем не вязались с его ударами, которые тело успело запомнить. Платье упало к ногам. Тим стал расстегивать лифчик.
— Я не хотел тебя обидеть.
— Ты этого хотел, Тим! Ты этого хотел!
— Давай отсюда уедем? От всех?
— Мы не сбежим от себя. Твои кулаки и характер останутся с тобой, — прошептала я, не обращая внимание на жар его рук.
Он мог говорить о любви, мог просить прощение, но это ничего не меняло.
— Если ты думаешь, что другой город…
— Я в этом уверен. Не могу я их всех видеть рядом с тобой. Каждый раз думать, что кто-то с тобой спал. Не могу, Марусь.
— Хорошо, хочешь уехать, то мы уедем, — ответила я.
Я только на следующий день узнала, что получила в нос за тридцать тысяч рублей, которые дядя Тима подарил племяннику на свадьбу. Тридцать тысяч рублей стоил мой сломанный нос. Естественно, для травмпункта была история о падение. Конечно, об этом я не стала говорить Рите. Но я утвердилась в мысли, что Тим не изменится.
Он опять начал строить планы, чтоб уехать в другой город, но понимал, что нужны минимальные сбережения. Пока же я превратилась в игрушку, с которой он играл, как довольный кот: то выпускал когти, то нежно гладил.
И тогда пришел страх. Я почувствовала себя одной в этом мире во власти неуравновешенного парня, который сам не знал, что будет делать в следующий миг.
Без работы, без друзей, я была заперта в доме, постоянно леча то нос, то губу, то фингал под глазом. Маленький домик, печка, пес — это все, что у меня осталось в этой жизни. И еще был Тим. Сложный Тим, который потерял страх. Он был уверен, что я теперь от него никуда не денусь. Из-за этого и начал дурить. Медовый месяц то заканчивался, то вновь начинался. Угрозы и унижения сменялись нежностью и приторностью. Все это чередовалось с такой скоростью, что я не успевала переключаться.
Я поняла, что все совсем сложно, когда однажды проснулась утром, а при прикосновении розы к телу от испуга забилась в угол кровати. Тим даже не удивился этому. Он смотрел на меня и улыбался. Вот просто смотрел и улыбался! В его глазах было столько нежности и любви, что я в ней тонула. Но при этом он меня убивал. Когда-то обещал не сажать в клетку, но посадил.
В тот день я сидела в углу кровати и ревела. Красная розочка смотрела на меня с укором. Тим же моим слезам не удивился. Этот монстр знал, что он делал. И знал к чему вел. Это было страшно. Это пугало. И еще больше меня пугало то болото, которое меня засасывало. Я его любила. Любила эти болезненные отношения, которые выпивали из меня все силы. Но я любила. Мне нравилось его сложное лицо, нравилась та нежность, которая подкупала. Мне нравилась его непредсказуемость, которая приятно щекотала нервы. Но вот побои меня выводили из равновесия. Они стирали остатки здравого смысла. Я теряла себя.
Передышка появилась неожиданно. Тиму позвонила бывшая жена с предложением отказаться от ребенка. Она нашла хорошего мужика, который хотел мальчишку усыновить и дать ему свою фамилию и свое отчество. Это могло избавить Тима от алиментов, но Тим такому повороту совсем не обрадовался. Он взял отпуск за свой счет и отправился к бывшей жене, чтоб выяснить с ней отношения.
Мне было сложно понять его мотивы. Парнишка ему был чужим, но Тим готов был за него драться как за родного. Это притом что Тим в жизни ребенка не участвовал, за исключения уплаты алиментов. Он не поздравлял его с праздниками, не созванивался, не спрашивал ничего о мальчике, но и отдавать его не хотел.
Тим уехал, а я осталась одна, чтоб встретить весну. Когда за Тимом закрылась дверь, то я почувствовала облегчение. Как же я от него устала! Устала от сцен ревности, копания в моем телефоне, чтение переписок и побоев. И все это было под прикрытием беспокойства обо мне. И заботы. Нашел заботу!
Весна заставила проснуться дом. Все трещало и скрипело. Половицы жили своей жизнью. Солнце начало топить снег. Сразу обнаружились дырки в крыши крыльца. Там сгнили две ступеньки, которые проломились. Вместо них пришлось искать доски и кирпичи, чтоб можно было спокойно спускаться и подниматься. Без Тима в доме было тяжело. Я не привыкла к ремонту. И пусть я жила в доме довольно давно, но я не таскала воду с колонки и не топила печку. Всем этим занимался Тим. Теперь же мне все это приходилось делать самой. То и дело мне хотелось все бросить, закрыть дом и вернуться в квартиру, но Рита предложила пожить у нас однокурснице. Она этим убила сразу двух зайцев: избавилась от скуки и поправила материальное положение. Так как однокурсница платила небольшую сумму денег, то Рита этой суммой оплачивала коммунальные платежи. Если бы я работала… Но я не работала. Даже свой интернет-магазин закрыла. Тим сделал все, чтоб меня отключило от жизни. И сделал так, чтоб вернуться в нее у меня не было возможности из-за жуткого, панического страха.
Я понимала для чего он это делал. Ему нужно было меня привязать к себе. К тому же летом он хотел уехать. А если бы я устроилась работать, то ему было бы сложно меня уговорить на переезд. Я все это понимала и ничего не делала, чтоб изменить положение дел. Я не боролась за свою свободу и независимость от него.
Тима не было уже три дня. Он изредка звонил, но в курс дела не вводил. Еще не говорил, когда вернется. Но я была уверена, что он вернется. Что там не останется.
Я собралась пойти за водой. Попыталась открыть дверь, но дверь заклинило. Перекосило стену. Я попыталась ее выбить, но не получалось. Дверь плотно зажало.
Это было смешно. Смешно и одновременно грустно. Теперь и дом отказывался меня выпускать. Нет, я могла посидеть дома в ожидании Тима, но Рис сидеть не хотел. Он просился на улицу.
Тут я и вспомнила про визитку от Игната. Он же занимался разными работами. Мог и меня вызволить. Я пошла искать визитку. Пусть прошло уже несколько месяцев, но она у меня сохранилась в кармане куртки. Игнат ответил через несколько гудков.
— Слушаю.
— Игнат?
— Да.
— У меня дверь заело. Открыть не могу. Частный сектор. Можешь меня освободить?
— Через тридцать минут подъеду, — ответил он.
