но знаю, что не смогу ответить на свой же вопрос.
Я не знаю почему. И вряд ли меня удовлетворит настоящий ответ на этот вопрос.
Капли стекают с кончиков волос и падают на раковину. В размытом отражении зеркала я вижу лишь разбитого парня, который пытался быть лучшей версии себя. Лучше, чем когда-либо был. Лучше, чем мог бы себе представить. Любовь делает мужчин слабыми, уязвимыми, ранимыми. Если женщина постучит в одинокое сердце мужчины, очаровав его своей внутренней красотой, то железный занавес падет. Так и произошло со мной. Мой занавес пал, я открыл двери в свой мир, в котором случилось горе. И что я получил по итогу? То же, что и сотни других мужчин: опустошение.
Полное.
Разъедающее до костей мозга.
Вытеревшись рукавом, я выдыхаю из себя и выхожу во внутрь. Заказываю бутылку воды на стойке бара. На меня косятся другие пацаны. Я их не знаю, или быть может знаю, но не хочу заострять на этом внимание. Бармен дает мне бутылку, я ее разом открываю и делаю несколько глотков.
— Неудачный вечер? — спрашивает бармен, протирая стаканы белой тряпкой.
— Угу, — мычу я в ответ.
Беру телефон из кармана штанов и вижу около восьми пропущенных звонков от отца и … три от Лии.
Выключаю телефон, зажав кнопку. Сейчас мне нужно побыть наедине самим с собой. Выхожу из бара и сажусь на мотоцикл. Дождь начинает моросить. Вдавливаю на газ и стартую с места. Мне хочется найти какой-то супермаркет. Я знаю один и лечу к нему. Доехав до него, я останавливаю мотоцикл, слезаю, проделывают всю ту же самую процедуру и захожу в супермаркет, который работает 24/7. Закину колокольчик, как только я открываю дверь. Захожу внутрь. В магазине тише, чем на улице. Играет дурацкая музыка, которой и музыкой назвать очень сложно. В магазине три ряда по две полки, десяток холодильников. В этом магазине есть все, что нужно проезжим. Я оглядываю полки, но не знаю, что хочу взять. Есть совершенно не хочется, а вот выпить…
Ищу отдел с алкоголем. Конечно, выбор тут скудный, но виски уж можно найти. Пробегаюсь глазами по полкам. Нахожу то, что нужно. Беру бутылку коричневой жидкости. Попутно упаковку из двух свежих булок, вяленую колбасу. Иду на кассу. За ней стоит худощавый паренек. Он слушает музыку через наушники покачивая головой. Я ставлю все это на кассу и жду, когда он обратит на меня внимание.
— А, здрасти! — отвечает он и смотрит на мой арсенал покупки. — Пакет нужен?
Мотаю головой.
— Понял.
Пареньку пробирает все мои товары, я говорю что мне нужны еще сигареты и зажигалка. Продавец все это делает и в конце я беру из упаковки чупа-чупс одну конфету и кладу в покупку.
— Очень брутальная покупка!
— В плане? — спрашиваю у парня.
— Ну такой мужской набор и женская конфетка в конце.
Продавец начинает ржать. Я стою с каменным лицом и смотрю на него. Парень понимает, что шутка тупая, как и он сам, поэтому он прекращает смеяться и выбивает чек.
Я расплачиваюсь наличными. Открываю сумку и кидаю все туда.
— Трудный денек?
— Легкий, — отвечаю ему.
Мы прощаемся быстрее, чем пареньку хотелось бы, но… у меня нет настроении с ним беседовать. Усаживаюсь на мотоцикл. Дождь усиливается. Я стартую с места, стараясь вписываться в повороты. Проехав около красивой клумбы с цветами, я останавливаюсь. На дороге никого. В клумбу высажены тюльпаны, которых омывает дождь.
Красные.
Белые.
Темно-бордовые.
Оставив мотоцикл на другой стороне дороги, я переделаю ее и срываю в охапку несколько цветов. Точно не знаю сколько там: десять или двадцать.
Камер тут нет. По крайней мере, я не видел их тут никогда. Перебегаю обратно к мотоциклу. Засовываю цветы в куртку и застенчивая ее. Трогаюсь с места резко, оставляя позади себя лишь рев мотора.
Доехав до высокого забора, я въезжаю на территорию. Еду медленно, стараясь не разбудить никого. Доезжаю до конца дороги и останавливаюсь. Могила матери находится в третьем ряду, около молодого дуба, который я посадил.
Слезаю с мотоцикла. Дождь начинает лить сильней, будто бы, мама знает, что я в печали. Словно, она пытается через природу забрать мою боль. Снимаю шлем. Запрокидываю голову назад и ощущаю, как холодные капли дождя касаются моих раскаленных щек. Прохладный воздух ласкает кожу. Делаю глубокий вдох, наполняя легкие еще большей печалью, которую могу унести в себе.
Иду медленно к могилы матери. Ноги подкашиваются, а в груди застывает шиповатый комп боли. Он мешает сделать новый шаг. Мешает вздохнуть, мешает подумать.
Останавливаюсь около могилы матери. Темный серый камень омывают слезы дождя.
— Привет, — говорю я ей и дотрагиваюсь до камня рукой. — Пришел тебя навестить, вот…
Снимаю сумку с плеча и ставлю ее около своей ноги. Расстегнув куртку достаю из-за пазухи тюльпаны. С каких-то осыпается еще свежая земля.
— Ты говорила, что я всегда любил рвать цветы на клумбе позади дома… Жаль, клумбы там больше нет, — с горечью ответил я.
Дождь становился еще сильней. Он касался позеленевших листье, шурша кроной деревьев. Где-то лязгала лужа. Где-то переполненная влагой земля.
— Пришлось сорвать их с другой, — едва заметно улыбнулся я. — Я знаю, что это плохо… но…
Я не смог закончить фразу. К горлу подкатил ком боли. Еще не увядшей боли потери. Вместо тысячи глупых оправданий, я просто положил цветы около гранитного серого камня.
— Вот, так лучше, — пробубнил я. — Ты всегда любила красные тюльпаны, — добавил я и шмыгнул носом.
Дождь продолжал стоять на своем. Он словно не хотел, чтобы я ушел. Но… мне было некуда идти. Ровным счетом я везде бы чувствовал эту боль утраты, куда бы не пошел.
— Я вообще пришел поговорить, — выговорил я едва ли слышно, продолжая смотреть на гранитный камень. — Мне больше не с кем поделиться этим…
Сглатываю тягучую слюну, продолжая гипнотизировать серый гранит. На нем выгравированы инициалы моей матери.
Гюнтер Нина Луциос-Мария
14.03.1981—09.06.2018
Любимой жене и матери.
Покойся с миром.
Ладонь соприкасается с холодным камнем, и я провожу по нему, будто пытаясь утереть горькие слезы матери с раскаленных щек.
— Ты так много пропустила, — шепчу я ей. — Столько всего произошло…
Раскат молнии разрушает дождливую тишину. Мне и впрямь чудится, что мама меня слышит.
Наклоняюсь к сумке и вытаскиваю из нее бутылку виски. Открываю ее, зачесав волосы назад, и выставляю руку с алкоголем вперед.
— Но вначале я выпью за тебя, мама, — не успеваю закончить фразу, как раздается новый раскат молнии. Небо дребезжит над головой, расходясь грозными