Империя у вас какая?
— Как какая? Империя может быть только одна! — сказал Пупкин.
Мне внезапно стало смешно, и рядом со мной начал хихикать и Фриц.
— Слышишь? Говорит, Империя может только быть одна. А ты сколько помнишь?
— Хер его знает, — покачал головой я. — Вообще я уже больше их забыл, чем запомнил. Так что молодой человек заблуждается. Итак, — повернулся я к нему, — нам надо три маленьких пиздюка.
— Чего? — спросил Пупкин.
Я внезапно понял, что понятия не имею, кто мне нужен. Что там лысый кот говорил?
— Два мальчика и одна девочка. Молодые, скорее всего борзые. А ещё подозреваю, что немного посильнее, чем вы. Нет у вас никакой сладкой троицы, что постоянно ходят вместе неразлучные и создают всем неприятности.
— Есть, — внезапно посмурнел Пупкин. — Вот только не у нас.
— В смысле не у вас?
Он кивнул на другую сторону, где все ещё продолжали кашлять и матюгаться.
— Три камрада, три вечных камрада, скорее всего вы про них говорите.
— Вечных камрада? — тут уже удивился я. — Это ты о чем?
— Ну так мы с повстанцами сражаемся, которые против гнёта Империи и вот этого всего, — внезапно оглянулся Пупкин настороженно. Потом лицо его просветлело, и он выдохнул. — А, комиссар-то сдох, — он замялся. — Ну, в смысле погиб смертью храбрых. А то за ересь могут и расстрелять. Ну так вот, была у нас империя, а тут появились три камрада, которые взбаламутили умы и начали войну. Вот она длится уже 1000 лет.
— Прям 1000 лет? — уточнил я, на что Пупкин немножко смутился.
— Не, ну так говорят. Но, подозреваю, поменьше, потому что человечество погрязло в разрухе и когда она на самом деле началась никто не знает. Просто электричества уже нет. Вот порох и только газ остался. Так и воюем. И конца, и края этому не видно, — сокрушённо покачал головой он.
— Ясно, — сказал я. — Так а где этих трёх камрадов-то искать?
— Ну, где-то там, — кивнул Пупкин в сторону. — Должно быть у них там, в окопах сидят.
— В окопах сидят? Так они что ещё сами и в бой ходят? — уточнил я.
— Да, у повстанцев же девиз: «слабоумие и отвага». Они всегда на передовой.
— Точно, наши пиздюки, — одобрительно сказал я. — Пошли, Пупкин, покажешь.
— Куда это пошли? У меня полк, мне нельзя, — начал канючить молодой полковник.
— Да не ссы, — сказал я, — будешь парламентёром. Ты же хочешь войну закончить и стать героем?
— Хочу, — сказал он.
— Ну тебя ещё Император чем-то наградит.
— О, это было бы круто! Я бы у него тушёнки попросил, — мечтательно закатил глаза Пупкин.
— Тушёнки… Капец! — покачал головой я. — Ладно. У тебя есть что-то белое?
— Да, мои подштанники, — достал из рюкзака он.
Я скривился.
— Какие-то они не очень белые и пахнут странно.
— Ну-у-у, — протянул Пупкин, — какие есть. Вы думаете, так просто артиллеристский обстрел пережить, когда тебе на голову снаряды валятся?
— Теперь понимаю, почему они такие жёлтые.
Я нагнулся и поднял винтовку, к которой был прикручен штык.
— Надевай вот на штык, — сказал я. — Я к этому… гхм… флагу и близко руками не прикоснусь.
Пупкин сделал. Я высоко задрал парламентёрский флаг и пошёл вперёд.
— Куча, прикрой малыша.
— Сделаю, — сказал тот и просто задвинул юного полковника за спину.
Ну и мы пошли вперёд, не скрываясь. Первым в нас прилетел артиллерийский снаряд, который ловко был отбит щитом Фрица. Потом ударили одиночные винтовочные выстрелы. За ними щедро полились пулемётные. Я также превратил свой меч в щит и сошёлся бок с боком с Фрицем, и мы продолжали своё движение. Какие-то недружелюбные козлы!
— Эй, ушлёпки! — заорал я, повыше подняв «флаг». — Переговоры! Мы требуем переговоры!
Раздался характерный свист и навесиком к нам полетели мины. Ну, с этим было просто. Шутник ловил их на лету и запихивал себе в рот. Глухие бум-бум-бум внутри него вызывали у него лишь лёгкую улыбку.
— С ума бы не сойти. Это что вкусно? — осторожно уточнил я.
— Это смешно, — категорично сказал шутник.
— Ну да, точно обхохочешься!
Мы шли и шли. А в нас стреляли и стреляли. И, конечно же, ничего не могли сделать. Я не знаю кто затеял эту дебильную войну и для чего, но она была какой-то чрезвычайно… не эпичной.
Где веселые файрболлы летящие с обеих сторон? Где удары молний, испепеляющие целые армии врага? Где, в конце концов, снежная буря, что уносит вражеский штаб вместе с полководцем? К хренам… Где всё веселье, я вас спрашиваю?!
— Хмм… Кажется им не весело, потому что они не воскрешаются, — на удивление, это был Куча. И да, я что, сказал всё это вслух?
— Да ну нахер! — засмеялся я. — Как это не воскрешаются?
— Мелкий, — выдернул полковника Кучерявый из-за спины. — Скажи ему!
— Да-да! Только наши религиозные наставники говорят, что есть жизнь после смерти, но это не доказано! А комиссары говорят, что умереть ради Императора — это значит служить ему и после смерти в этом как его… Багарте… Плацкарте… Анапе? Забыл…
— Асгарде, блин! — скривился Фриц. — И это все враки!
Он протянул вперед Мьёльнир.
— Видишь? У Тора отобрал! Врут все ваши комиссары. Никакой жизни после смерти в других мирах. Нужно погибать, воскрешаться и снова погибать! Прямо здесь и сейчас!
— Времья памирать, смертнички! Времья памирать! — выдал довольный некромант.
— Видишь? — ткнул в гоблина Фриц. — Мелкий шарит!
— Но… Как нам это сделать? — ошарашенно спросил полковник.
— А вот с этим мы сейчас разберемся! — скривился я. — Подержите мое пиво… В смысле щит!
Я отдал щит-меч Куче а сам начал тужится. Нет, не так, как на белом троне, а по настоящему!
Мир вокруг нас начал как будто переливаться и волна осязаемо уплотнившегося воздуха разошлась во все стороны. Наступила тишина…
— И что это было? — прислушался Фриц.
— Это был МЕГА-ПУЗЫРЬ! — довольно сказал я.
— А нахрена? — мой ответ не удовлетворил арийца.
— Да чтобы прекратили, —
