гавриков, кто настолько же моложе, - как раз пионерский возраст. Серегин на время даже освободил Митю и Асю от обязанностей своих адъютантов, чтобы они построили своих местных сверстников и привели их в чувство. Тоже важное и ответственное задание, так как для диких юных уроженцев раннего СССР сочетание красной звездочки на кепи и погон выглядит ужасным соединением несоединимого, а гордые слова моих гавриков «воинство Великого князя Артанского» заставляют их сжиматься в испуге. Разных там Великих князей тут помнят отнюдь не с хорошей стороны.
- Вы здесь что, все белогвардейцы? - испуганно спрашивает Митю его ровесник Петя, и слышит в ответ чистый, ничем не замутненный смех, которому вторит Ася.
Но особо сильное впечатление на неготовую к тому публику производит и приемный сын Серегина и наследник Артанского княжества Ув. За два года бывший пастушок подрос, раздался в плечах и от постоянных занятий с двуручным мечом обзавелся тугими мышцами, плотно оплетающими плечи и грудь. Но Ува бояться совершенно не стоит, ведь одной из первых истин он усвоил от Серегина принцип «солдат ребенка не обидит». Да, и Ув, и мои гаврики, как это ни печально призвать, за то время пока мы путешествуем по мирам вместе с Серегиным, стали совсем взрослыми. Повзрослела даже наша малышка Яна.
Но если мои гаврики наблюдают за жестокостью миров из-за спин первоклассной боевой силы, от которой в испуге шарахается сам Сатана, то подопечные Зины уже повстречались с жестокостью войны, и вся могучая (как считалось до войны) Красная Армия не смогла их защитить. Когда они шли на восток, их несколько раз обстреливали немецкие самолеты; многие дети погибли, а другие были ранены. Потом, когда их догнали мотоциклисты вермахта, то вторую вожатую, армянку по национальности, белокурые бестии (вот уж истинное зверье) расстреляли тут же на месте, приняв за еврейку.
А затем был обратный путь пешком к Гродно в общей колонне советских военнопленных; германский конвой пристреливал всех ослабевших и отставших от строя, вне зависимости от пола и возраста. В лагере детки вместе со своей вожатой пробыли всего несколько дней, а далее явился Серегин и в священном гневе принялся бушевать так, что только клочки полетели по закоулочкам. Приказ обожаемого командующего «пленных не брать» - и солдаты бородинской выучки закалывают уцелевших в сутолоке скоротечного боя раненых германцев ножевыми штыками своих «арисак» как каких-нибудь нехристей-турок. А это тоже страшно, как и излюбленная скользящая атака «Шершней», в хлам расстреливающих пулеметные вышки и бараки охраны. Как только охрана лагеря умерла, открылся эвакуационный портал, и суровые гренадеры былых времен бегом погнали ничего не понимающих штатских к новой жизни и будущей свободе.
И это еще товарищи пионеры не видели наших няшек-демок и княжеско-королевско-царско-го бомонда: выводка рязанских княжон, семейства королевы Виктории (мал-мала меньше) и такого же семейства царей Николаев из пятого и четырнадцатого годов. Среди второго комплекта Романовых дееспособны только старшая пара из Ольги с Татьяной, а младшие, включая Алексея, совсем еще дети, и находятся на моем попечении. Алексей, кстати, молодец, и, хоть Господь не даровал ему лидерских качеств, он тянется за Митькой, сделав адъютанта Серегина образцом для подражания. Впрочем, советские пионеры не узнают в этом ладном мальчике-красавчике давно убиенного в их мире бывшего наследника царского престола.
Однако впечатлений им хватает и без того, потому что Митя с Асей сейчас распекают их за то, что за время пребывания в Тридесятом царстве те даже не удосужились искупаться в речке, возле которой был разбит лагерь, и простирнуть свои вещи. А еще пионеры... И хорошо, что еще сейчас в Тридесятом царстве отсутствует Ника-Кобра - от нее грязнулям досталось бы гораздо сильнее. Но вот Митя строит свой партизанский, то есть пионерский, отряд и уводит его на окраину города, где расположены купальни для помывки и постирушки. Волшебная вода там уже слабая, так что ее совершенно не жалко использовать даже в самых утилитарных целях. Это потом им будут помогать невидимые слуги, а сейчас все сами, сами, сами.
Ну а пока мои гаврики с позиции более старших и опытных воспитывают Зининых деток, мне требуется успокоить и вразумить ее саму ведь она, если и не в истерике, то близка к этому. А это нехорошо. Меня тут бояться не надо, я не кусаюсь.
- Садитесь, Зиночка, - говорю я, - не стойте столбом посреди комнаты, как памятник самой себе. Меня зовут Анна Сергеевна Струмилина, я тут работаю главным магом разума и вытира-тельницей сопливых носов, помогаю разным хорошим людям разобраться в самих себе, а также прощаю всех согрешивших по малолетству и без злого умысла.
- Но я не грешила! - густо покраснев, воскликнула моя собеседница, приняв последние слова на свой счет и совершенно определенным образом.
- А причем тут вы? - вздохнула я. - Это я так, в общих чертах о своих должностных обязанностях в местном обществе. К тому же то, о чем вы подумали, грехом у нас тут не считается. Амазонки, как и остроухие, с невероятной легкостью прыгают из одной мужской постели в другую, и никто их за это не порицает, ибо такое поведение входит в их права свободных воительниц. Вот в Аквилонии все наоборот: семейная дисциплина жесточайшая, девушки выходят замуж вдесятером за одного мужчину и остаются ему верными всю свою жизнь.
- Вдесятероооом?! - округлив глаза, переспросила Зина, присаживаясь на краешек стула. -Это как у мусульман?
- Не совсем, - ответила я, - там от женщины требуется желание вступить в брак, а от мужчины - только согласие. Женщины там - активное начало общества, а их семьи - это плотные коллективы подруг, нацеленные на совместное ведение хозяйства, воспитание детей и проявление любви к своему мужу, ревность же и семейные ссоры запрещены и преследуются по закону. Больше нигде я не видела общества с таким низким уровнем негативных эмоций. Впрочем, мы с тобой сейчас не в Аквилонии, а в Тридесятом царстве. У нас тут ты можешь делать все, что пожелаешь, лишь бы это не мешало другим: спать ночью одна или с кем-то, принять предложение руки и сердца или отвергнуть его и остаться незамужней, лишь бы это не вызывало склок и скандал ов.
- Но я не собираюсь делать ничего... такого... - снова покраснела Зинаида.
- Сейчас ты сама еще не знаешь, что собираешься делать, а чего нет, - парировала я. -Воздух свободы способен ударить в голову ничуть не хуже стакана водки на голодный желудок.
