более хриплым, и я могу сказать, что он изо всех сил старается поддерживать разговор в нужном русле, не дать ему принять такой оборот, который уведет его очень далеко от того, что, как я знаю, он намеревается. — Твоя киска мокрая, Лидия? Тебе нужно кончить?
— Он меня не завел, если ты об этом спрашиваешь. — Я пытаюсь уклониться от ответа, потому что я знаю, последнее, что нам нужно услышать, что ответ – да, я мокрая, и мне больно думать, что я умираю, от желания, чтобы кончить, но ведь я воображала, Левина на протяжении всего времени, просто чтобы пройти через это, так что у Гриши не было повода спросить, почему я не смогла возбудиться.
— Что произошло? Скажи мне правду, Лидия.
— Ты знаешь ответ. — Шепот звучит сдавленно даже для моих ушей. — Левин, не могли бы мы, пожалуйста, перестать говорить о…
— Мне нужно знать остальное. — Его голос тоже звучит хрипло, сдавленно. — Заканчивай рассказывать, Лидия. Но делай это, засунув одну руку в трусики. Потри для меня свой клитор, пока рассказываешь, а когда закончишь, сможешь испытать оргазм в награду за то, что так усердно работала сегодня вечером.
Наступает мгновенная пауза, пока я стою в потрясенном молчании, задаваясь вопросом, смогу ли я сделать то, что он мне говорит. Я не должна этого хотеть, но моя киска пульсирует, когда он говорит это, мой клитор ноет, когда я чувствую, как новая волна возбуждения пропитывает тонкую ткань между моих бедер.
— Где ты сейчас находишься? — Тихо спрашивает Левин.
— В ванной внизу, — выдавливаю я.
— Сядь на пол, Лидия. Я хочу, чтобы ты раздвинула ноги и запустила руку в трусики. Пока медленно, пока ты рассказываешь мне, что произошло.
— Зачем ты это делаешь? — Шепчу я, но уже повинуюсь, мои колени слабеют, когда я медленно опускаюсь на пол, халат, который я поспешно накинула вместе с трусиками, когда выскользнула из кровати, распахивается, когда я раздвигаю ноги в точности по инструкции.
— Ты знаешь зачем, Лидия, — бормочет Левин. — Теперь будь хорошей девочкой и делай, что тебе говорят.
Я знаю зачем. Он наказывает себя за свое желание и вознаграждает меня за выполнение моей работы, в то же время пытается заставить меня ассоциировать удовольствие с Гришей. Он пытается убедиться, что я не сбегу от этого, что я смогу сделать это снова и пытается убедиться, что он не повторит то, что мы делали в гостиничном номере.
— Твоя рука в трусиках?
Медленно я просовываю руку под шелк и кружева, мои пальцы касаются гладкой кожи моей киски.
— Да, шепчу я.
— Я хочу, чтобы твои пальцы были на твоем клиторе, Лидия. Скажи мне, какая ты влажная.
Я тяжело сглатываю, просовывая пальцы между припухшими внешними губами. Я задыхаюсь в тот момент, когда пальцы касаются моего клитора. Я ничего не могу с собой поделать, я промокла насквозь, настолько, что пальцы скользят по моей плоти, а мой клитор сверхчувствителен и пульсирует от прилива удовольствия в тот момент, когда я прикасаюсь к себе.
— Я… очень мокрая, — выдавливаю я. — Мне действительно нужно кончить, Левин.
— У тебя получится, — уверяет он меня. — Теперь отвечай на мои вопросы, Лидия. Гриша вылизывал тебя на диване?
— Нет. — Я качаю головой, мои пальцы медленно потирают твердый бугорок моего клитора, волна удовольствия ударяет по мне с каждым легким трением. — Он просто просунул свои пальцы мне под трусики. Он целовал мою шею, пока делал это, пока касался моего клитора. Он сказал, что хочет не торопиться, что он хочет, чтобы я выкрикивала его имя к тому времени, когда, наконец, кончу для него.
— И ты это сделала?
— Не потому, что я этого хотела.
Левин на мгновение замолкает, и я еще глубже впиваюсь зубами в губу, пока мои пальцы обводят клитор, пульсация возбуждения распространяется по мне. Я не думаю, что смогла бы остановиться сейчас, что бы ни случилось.
— Ты тоже трогаешь себя? — Спрашиваю я приглушенным шепотом и чувствую, как все мое тело напрягается при мысли о Левине с его членом в руке, поглаживающем его в то же время, как я прикасаюсь к себе для него.
— Нет, — резко говорит он. — Это о тебе, Лидия. Что было дальше? Что он делал перед тем, как ты легла спать?
— Только это. Мы немного посидели на диване. Он целовал меня и прикасался ко мне, но пока не позволял прикасаться к себе. Он сказал, что хотел, чтобы все это было обо мне, что это был его способ загладить свою вину передо мной. — Я прерывисто вздохнула. — Он скользнул пальцами внутрь меня, пока целовал, сказал мне, что не может дождаться, когда его член снова окажется внутри меня, что это было слишком долго …
— А потом вы поднялись наверх?
Я киваю, снова забывая, что он не может меня видеть.
— Как только мы оказались наверху, он…он начал раздевать меня. Мы оба разделись. Он взял мою руку и положил ее на свой член, сказал, что скучает по тому, каково это… прикасаться к нему. Что он скучал по моему рту...
— Ты отсосала ему, Лидия?
— Да, — шепчу я и чувствую внезапную волну стыда, хотя знаю, что сделала в точности то, что мне сказали. — Я набросилась на него. Недолго, только до того, как он сказал, что больше не может этого выносить, но что хочет заставить меня кончить, прежде чем трахнуть.
— Но он не заставил тебя кончить?
— Нет. — Я чувствую, как пульсирует мой клитор под кончиками пальцев, и издаю тихий стон. Я ничего не могу с собой поделать. Смесь того, что я всю ночь фантазировала о Левине, в то время как кто-то другой был во мне пальцами, языком и членом, в сочетании с его грубым голосом с акцентом в моем ухе, когда я поглаживала свой клитор, заставляет меня жаждать оргазма. — Левин…
— Ты близко, не так ли? — Его голос становится хриплым, более глубоким. — Ты собираешься кончить очень сильно, не так ли? Но ты еще не закончила.
— Я не…
— Что дальше? — Снова
