его силы безопасности справятся с этим в одиночку.
Хорошая шутка.
Когда моя команда собиралась уходить, Малики уже облажался. Начали просачиваться слухи, что он планирует освободить большое количество заключенных — многих из тех, кого мы захватили, — в знак доброй воли противоборствующей религиозной секте. Это были не просто люди, укравшие пачку жевательной резинки. Это были одни из худших людей на земле.
Были споры по этому поводу. Но Малики был предан делу, и за несколько дней до того, как мы покинули страну, он попросил нас составить список пятидесяти самых опасных преступников в тюрьме. Он бы обязательно оставил их за решеткой. Но пятьдесят было смешным числом. Были буквально тысячи убийц, насильников, специалистов по взрывчатым веществам, воров и неудавшихся террористов-смертников, которых наши команды помогли задержать за последнее десятилетие.
Хорошие солдаты годами умирали, запирая этих парней, а этих фанатиков просто собирались отпустить? Меня тошнило от мысли обо всех мужчинах и женщинах, которые боролись за то, чтобы снова сделать эту страну безопасной только для того, чтобы увидеть, как их усилия идут прахом ради политики. Многие из них на самом деле в конечном итоге вновь появятся в рядах ИГИЛ. Я не мог отделаться от мысли, что нам следовало убить их всех, а не отпускать на свободу. Но это не имело значения, это больше не зависело от нас.
В наш последний день я почти бегом нырнул в вертолет. Было около полуночи, и иракский воздух все еще был горячим. Казалось, было градусов девяносто. Лето было убийственным, и я был счастлив покинуть Коробку, ее вонь пота, дерева и кофе, хлопья в коробках, энергетики и все вот это вот.
Единственным сувениром, который я забрал с той операции, была фотография похищенной женщины. Я все еще думал о ней. Я слышал, что она вернулась домой и ей стало лучше. Такие вещи заставили меня почувствовать, что мы изменили ситуацию. Это убрало остроту других неопределенностей, которые мы оставили позади.
Что я буду делать дальше, было менее ясно. Ноющие мысли о том, что готовит будущее, поднялись во мне прошлой ночью, как барабанный бой в голове. Я не мог перестать думать о том, что меня ждало на другом конце мира. Что происходило дома? Я не разговаривал с матерью, казалось, несколько месяцев. Я больше не знал свою девушку Сару. Наши разговоры по телефону практически прекратились. Мы жили на разных планетах, стали чужими людьми. Я и боялся, и много думал о том, что я скажу. Кого они вообще видели в эти дни, когда смотрели на меня? Остались ли какие-нибудь свидетельства моего прежнего «я»? Того парня, который приехал из Кэти, штат Техас, и хотел спасти мир? Ходили слухи и о новых командировках. Может быть, Афганистан или Йемен, где открывался новый фронт войны, уводящий птиц от Ирака. Часть меня хотела этого прямо сейчас. Вырваться из этой песочницы и уйти куда-нибудь еще. Новое приключение. Другая часть меня не знала, чего я хочу. Эта часть меня чувствовала, что я вот-вот шагну с обрыва.
Вертолет приземлился на большой передовой оперативной базе, а наш грузовой самолет С-17 ждал на летном поле. Джек, Трэвис и их команды прибыли на вертолетах примерно в то же время. Мы все отправлялись одним рейсом.
Было здорово всех увидеть. Мы обменялись рукопожатиями и похлопали друг друга по спине, не особо переживая последние несколько месяцев. Джек был особенно счастлив. Я никогда раньше не видел, чтобы он был горд. Он видел все в свое время, поэтому ему потребовалось много времени, чтобы показать эмоции.
— Это была величайшая командировка в Ираке в нашей истории, — сказал он.
Как бы хорошо это ни было, это было похоже на конец чего-то.
Глава 24. Жизнь вне «Коробки»
Рампа самолета вновь опустилась и мы все вышли со своим снаряжением в темноту. Было 3 часа ночи. Россыпь огней на огромном аэродроме осветила другие военные самолеты, которые были заперты до утра, вокруг было мало людей. Я оглядел открытый простор и меня охватило чувство одиночества.
Я попрощался с командой на том тихом, едва освещенном асфальте в Северной Каролине, взял свое снаряжение и направился на парковку за взлетной полосой. Моя машина, стоявшая без движения несколько месяцев, была покрыта пленкой пыли. Я завел ее и ехал по полуночным улицам в оцепенении, снотворное все еще туманило голову.
Я дома. Споткнувшись о порог, я вошел, не глядя бросил обе большие черные сумки на деревянный пол. Я не мог лежать спокойно ни в ту ночь, ни в следующую. Мои мысли продолжали кружиться, думая, что я все еще в «Коробке», просматриваю сотни зацепок и разрабатываю стратегию охоты.
Мне потребовались часы, чтобы заснуть. Несколько дней я спал, просыпался и снова засыпал. Я потерял счет времени.
Однажды ранним утром, неуверенно пробираясь к холодильнику, я поймал свое отражение в зеркале в ванной. Это было ужасно. Я сбросил кучу веса, мое лицо стало бледнее, чем когда-либо. На бороде появилось несколько седых волос. Глаза были налиты кровью, как у наркомана. Я выглядел как какая-то нежить из ужастика, как будто я жил в склепе.
Я вывалился через заднюю дверь с ведром мячей для гольфа на тринадцатую лунку на поле для гольфа, которое граничило с моим задним двором, и провел следующий час, гоняя мячи по фервею. Я почти не разговаривал с Сарой, которая приходила и уходила из квартиры не ожидая от меня ничего, кроме молчания. Я не мог собраться с силами, чтобы сочувствовать ей или кому-то еще дома. Я пытался пойти поужинать и съесть все, что я мечтал съесть в «Коробке». Но на этот раз ничего не казалось вкусным.
— Ты в порядке? — спросила Сара однажды вечером, когда мы ели гамбургеры.
— Просто устал, — сказал я, с трудом глядя на нее. Это было незадолго до того, как наши отношения закончились.
Неделю спустя я вернулся в офис, нуждаясь в связи с войной, и сразу же поднял каналы дронов и начал просеивать отчеты. Что мы могли сделать, чтобы продолжать бить врага? Я просмотрел несколько фотографий мертвых парней из недавних миссий заменяющей команды, и это помогло мне взбодриться. Это было похоже на подсоединение к мешку с кормом, сердце снова начало гонять кровь по жилам.
И все же, как я ни старался не обращать на это внимания, вернулась мысль, которая кипела во мне последние несколько месяцев: мысль о том, что эта работа медленно поглощает меня, что она
