Книга Гадалка для холостяка - Анна Белинская

И она понимает, вспыхивая в полумраке румянцем. Он слишком багряный и заметный, видимо так же, как разбушевавшиеся брюки в паху, на которых Яна удерживает свой взгляд. Но я не собираюсь сбавлять обороты.

— Привет, — смущенно произносит Яна, перебирая ремешок сумочки в руках.

— Кхм, — откашливаю образовавшуюся сухость во рту. — Привет, — протягиваю руку.

Яна осторожно вкладывает свою изящную ладошку, не переставая смотреть мне в глаза. Реакция наших тел от соприкосновения пальцев идентичная и одновременная: ее глаза вспыхивают, мои трусы рвутся.

Целую нежное запястье. Я ощущаю, как под моими пальцами бьется судорожно ее пульс. Мой пульс хреначит быстрее.

Делаю шаг, оказываясь близко. Близко настолько, что различаю осыпавшиеся с век микроскопические блестки.

Прижимаюсь к трепещущей скуле губами. Уверен, они горячие, как я сам.

Яна тихонько выдыхает. И колыхание разряженного цветочного воздуха задевает мои обонятельные рецепторы. С трудом оторвавшись от своей студентки, отодвигаю для Яны стул и помогаю усесться.

Следом присаживаюсь сам.

Она не сводит с меня глаз. И это офигеть как сносит башку, потому что свечи и разбросанные лепестки роз её не интересуют так, как я.

Яна не гуляет глазами по роскоши зала, она без стеснения гуляет ими по мне.

Ее судорожное и порывистое дыхание поднимает часто грудь. Смотрю в треугольный вырез платья, открывающий вид на тонкую красивую шею. Ликую внутри себя, потому что выбор гардероба доказывает нашу космическую связь. То, что томится в кармане моего пиджака, наброшенного на спинку стула, будет прекрасно смотреться на треугольнике ее юной молочной кожи.

Яна отбрасывает волосы за спину, но локоны непослушно возвращаются обратно. Я делаю глубокий вдох, призывая себя к самообладанию. Ее волосы будоражат. Она вся меня будоражит, словно я околдован.

Я чувствую, что пропал и не уверен, что смогу долго продержаться джентльменом. Это стопроцентное попадание. То, как она смотрит на меня — стопроцентное попадание, в котором нет места меркантильности, выгоде или какой-то иной фигни, которая могла бы возникнуть у предприимчивой студентки. Об этом трубит и тот факт, что вчера Яна не заикнулась о своем дне рождения, когда я поинтересовался о её планах на вечер. Ни одного красноречивого намека, к которому по обыкновению прибегают девушки.

Она чиста в своих мотивах. Я открыт перед ней тоже. И не собираюсь скрывать того, чем закончится для нас с ней сегодняшний вечер.

— Выглядишь… — прохожусь говорящим взглядом по ее телу, заостряя внимание на шее, где мои засосы порозовели. Надо бы обновить. — … потрясающе.

Яна приподнимает тонкую аккуратную бровь, расплываясь в улыбке и давая понять, что комплимент засчитан и мое внимание ей нравится. Мне же нравится ей его дарить.

— Спасибо. Ты тоже… выглядишь шикарно, и эта рубашка тебе очень идет. Ты постригся? Мне нравится, — ее поток восхищения умиляет. Тот момент, когда комплименты должна получать она, но эта девушка с лёгкостью разбрасывается ими без жеманства и какого-либо корыстного помысла.

Разглядываю ее красивое лицо. Яна зажата и скованна. Мне трудно понять: связано ли это с моим обществом, либо такое времяпрепровождение для нее редкость.

Мы практически ничего не знаем друг о друге. Всё, что мне известно — лишь та незначительная информация из ее личного дела, в котором дата ее рождения слишком привлекла мое внимание своим скорейшим приближением.

Я запомнил несмотря на то, что абсолютно не предполагал, чем закончится наше рандеву, но дата ее рождения засела на подкорке как нечто важное.

Наши губы успели познакомиться раньше и эффективнее, чем мы сами. Я собираюсь восполнить этот момент. Но позже. После того, как я восполню свою мужскую потребность, которая нужна нам обоим.

Те флюиды, которые исходят от Яны, дают подробно понять, что мы состыкуемся как надо. Идеальное прилежание. По всем, мать их, параметрам.

Улыбаюсь ее непосредственности.

Если бы я не знал Решетникову Яну, то подумал, что передо мной сидит скромная птичка, случайно попавшая в гнездо коршуна. Но я знаю, что она умеет творить своим языком и ртом. И это не выдаваемые скабрезности. Хотя даже они меня невыносимо заводят.

Её рот меня сводит с ума. Мягкие чувственные губы, которые идеально совпадают с моими.

Мне не нужен этот чертов ужин. Мой ужин будет другим, и в моем меню планируется исключительно сладко-цветочное блюдо.

— Предлагаю отмотать назад в тот момент, где комплименты тебе делаю я, — укладываю кисти на стол, сцепляя в замок.

— Эмм, — закусывает губку. — Не любишь получать комплименты?

— Нет. Люблю их дарить. Эти полномочия давно делегированы мужчинам.

— А как же феминизм и всё такое? — лукаво прищуривается.

— Я не против. Равноправие в постели меня полностью устраивает.

Глаза Яны вспыхивают озорным блеском. Они мерцают ярче, чем огни столицы за панорамным окном.

Грудь Решетниковой вздымается часто и тяжело. Мы оба возбуждены, и атмосфера между нами накаляет воздух. Уверен, любой, кто попадёт в зону нашего взаимодействия, почувствует это.

Яна облизывает губы. Они влажные и манящие. Девушка стеснительно опускает пылающее лицо в стол. Смущать эту конфетку забавно.

— Спасибо. За цветы. Они прекрасны.

Я надеюсь на это. Надеюсь, что понравились. Признаться, я в этом несилен. Кажется, розы — самый беспроигрышный вариант, потому что о ее предпочтениях в цветах я узнать не успел. В любом случае, я жалею лишь об одном — что не смог увидеть ее реакцию на них. Но бархатная коробочка, надеюсь, решит эту проблему.

— Я не знал, какие ты любишь, — беру ее руку в свою. Она влажная и прохладная. Нервничает. Но мне подходит, когда прикладываю раскрытой ладонью к своей раскаленной щеке. Мне не мешало бы остудиться. Везде.

— Я тоже не знала какие люблю. Теперь знаю. Благодаря тебе.

Слышать такое от девушки, на которую облизывается вся группа и вся мужская половина этого ресторана как минимум странно. Она должна купаться в цветах. Но выглядит так, словно это впервые.

Чопорный официант разливает нам шампанское. Игривые пузырьки отражаются в глазах девушки, от которых я не могу отвести взгляда.

Тонкая ножка фужера изящно смотрится в ее пальцах, румянец прячется за волной светлых волос, а волнующие дразнящие губы напрашиваются в них раствориться. Для идеальности портрета не хватает всего одного штриха.

— С Днем рождения! — поднимаю свой фужер.

Лицо Яны принимает вид замешательства: глаза удивленно распахиваются,