идёт воздушный бой. Потом услышала взрыв, и гул приблизился вплотную к нашему каравану. Теперь он звучал угрожающе и неровно, прерываясь короткими пулемётными очередями. Казалось, что гудение идёт не сверху, а снизу, из земли, которая дрожала и корчилась от разрывов снарядов. Неожиданно машины начали сворачивать в лес по заросшей травой стёжке. Чтобы не вывалиться из машины, мы с девушками держались за борта и друг за друга. Я увидела офицера сопровождения и Фролкину. Они бегали среди деревьев и приказывали:
— Рассредоточиться! Замаскироваться!
Фролкина с капитаном кидались от машины к машине, и люди высыпались из кузовов, как огурцы из лопнувшего мешка. Не требуя указаний, мы работали слаженно, без истерик, словно хорошо отлаженный механизм. Ездовые рубили тонкие деревья для маскировки, а мы их подтаскивали и укрывали обоз густыми ветвями с трепетно вздрагивающими листьями.
Внезапно сверху грохнуло так, что в ушах зазвенело. Верхушки леса заходили ходуном, словно кто-то неистово бил по земле огромным молотом. Высокие сосны со скрипом шатались из стороны в сторону. Вика схватила меня за руку, и мы обнялись, чувствуя себя посреди кипящего котла, который неизбежно взорвётся вместе с нами.
— Ложитесь, ложитесь! — заорал на меня ездовой Василич и со всей силы пихнул меня в спину.
Я рухнула на колени и распласталась рядом с Викой.
Сквозь просвет в деревьях в глубине леса просматривалось какое-то кирпичное строение, и, как только канонада немного стихла, я предложила Вике:
— Пойдём посмотрим, что там?
— Нет! — Вика замотала головой. — Больше с места не сдвинусь, да и тебе не советую соваться туда, куда не надо. Здесь безопаснее.
— Мы быстро, посмотрим одним глазком и обратно. Тут всего-то метров триста. Команду к отъезду мы точно услышим.
— Сказала тебе нет — значит, нет!
Вика демонстративно отряхнула юбку и оперлась спиной о сосну, давая понять, что её решение окончательное.
Я несколько секунд поколебалась, но любопытство перевесило доводы разума.
— А я схожу. — И чтобы оправдать своё самовольство, добавила: — Вдруг там найдётся хорошее укрытие?
Я точно знала, что Фролкина моё начинание пресекла бы на корню, поэтому перемещалась незаметно, от дерева к дереву, от кустика к кустику, пока не оказалась перед заброшенной усадьбой из красного кирпича. Особенно меня поразила круглая башенка с островерхой крышей, на которой пророс куст ольхи. От башенки в разные стороны отходили два крыла здания в несколько окон и сводчатая арка во двор. На ум пришли сказки о заброшенных королевствах и спящих красавицах — русская царевна из сказки Пушкина проглотила кусочек отравленного яблока, а немка у братьев Гримм укололась веретеном. Я медленно двинулась вперёд, постоянно прислушиваясь к звукам за спиной, чтобы не пропустить отъезд отряда. Но, судя по всему, командиры решили переждать опасность до полного прекращения огня, и, кроме отдалённых выстрелов, никакого движения не замечалось.
Дубовая дверь, разбухшая от времени, подавалась с трудом. Чтобы открыть, мне пришлось выбивать её ногой. Моё чувство долга требовало немедленно вернуться обратно, но внутренний голос тихо и настойчиво нудел: «Посмотри, посмотри. Пять минут погоды не сделают».
Короткий коридор вывел меня в квадратный зал с остатками обоев на стене. Они свисали со стен лазоревыми клочьями, и когда я подошла ближе, то поняла, что это плотный шёлк с атласными разводами в тон. Под окном лежал комок тряпья, на полу сверкали осколки бутылок. Я нагнулась и подняла чайную ложку с замысловатым вензелем на ручке. Ложку я положила в карман. В хозяйстве пригодится. Из угла залы наверх вела винтовая лестница с ажурными чугунными перилами. Я поняла, что это путь в башню, но подняться не рискнула, хотя очень хотелось.
Аура таинственного места завораживала и втягивала в пространство грёз. Наверное, стены зала видели не один бал со свечами, пышными платьями и чарующими звуками музыки. Конечно, комсомолки не должны думать о такой мещанской пошлости, как балы, но покажите мне хоть одну комсомолку, которая отказалась бы примерить изысканный наряд с жемчугами на шее. Я взглянула в осколок зеркала около камина. Мутное стекло неясно отразило невысокую худую девушку в армейских галифе и застиранной до белизны гимнастёрке. Но если закрыть глаза и представить, что на улице взрываются не снаряды, а фейерверк, то тыква может превратиться в карету, а тяжёлые армейские ботинки станут хрустальными туфельками.
Мощный удар раздался, когда я раскинула руки и закружилась посреди зала. С потолка посыпалась штукатурка. Зеркало сорвалось со стены и разлетелось на сверкающие осколки. Я бросилась к выходу и выскочила наружу под громовые раскаты взрывов. Бомбы падали туда, где располагался наш отряд. Со всех сторон летели комья земли, и поднимались клубы чёрного дыма, насквозь прошитого огненными языками пламени.
Взрывная волна опрокинула меня на землю, и я скатилась в какую-то канаву под стенами особняка. Сверху на меня свалился кусок кровли. Я почувствовала удар по ногам и услышала хруст ломающихся костей. На какой-то миг на глаза упала непроницаемая завеса, я ослепла и оглохла.
* * *
В любой другой день кисть калины на кусте возле тропинки показалась бы мне красивой. Я смотрела, как прозрачные ягоды алеют на тёмной зелени крупных листьев, и пыталась сосредоточиться, чтобы отвлечься от нестерпимой боли. Я поняла, что ноги перебиты, когда очнулась от звона в голове и давящей на уши тишины. Взрывы стихли, но со стороны отряда я слышала шум и крики. Звук пробивался ко мне какими-то волнами, пульсируя в висках высокими нотами. Я лежала в сухой канаве среди осколков кирпичей, и мои ноги придавливала часть деревянной балки. Если я не выберусь к своим, то меня никогда не найдут и моя фамилия пополнит список без вести пропавших. Я напряглась и пошевелилась. Дикая боль вспыхнула в глазах огненными кругами. Кричать было бесполезно, всё равно никто не услышит. На вид балка казалась небольшой, но сбросить её не получалось. Боль ослабила мои мышцы, и после каждого движения я утыкалась головой в землю, с лихорадочным хрипом дыша, как загнанное животное. Силы исчезали с катастрофической быстротой. Меня охватывала паника, я боялась потерять сознание и очнуться лишь для того, чтобы умереть. Дергаясь во все стороны, я выла в голос от боли, но остатками сознания понимала, что главное — не жалеть себя. Пожалеешь — погибнешь. Рывок. Ещё рывок. Раз-два — взяли! Ещё взяли! Эй, ухнем! Не знаю, но почему-то пришли на ум именно эти слова, и мне стало легче. Я повторяла их снова и снова, внезапно осознав, что нога высвободилась из-под балки и волочится по земле, оставляя за собой кровавый след.
